Масео, помимо прочего, стал, по словам Хуаны, первым серьезным любовником Миранды. Он был женат и более чем на тридцать лет старше нее.
— Это так похоже на Миранду, — рассказывала ее сестра. — Она такая способная, такая талантливая, но ей словно этого мало. Она не может рассчитывать только на это. И Миранда сделала все, чтобы оказаться в постели с профессором.
Хуана редко хорошо отзывалась о моральных качествах Миранды. Она никогда не говорила этого напрямую, но было заметно, что Хуана считает сестру женщиной, которая продает себя, и продает дешево. Это приводило Хуану в негодование.
— А с кем она сейчас? — спросил я.
— Мне она почти ничего не рассказывает. Могу только догадываться, что их несколько. У Миранды обычно бывает несколько романов одновременно. Единственный, кого я знаю, это русский, которого зовут то ли Петер, то ли Петр, как-то так. Он работает в торговой делегации и обычно останавливается в отеле «Гавана Либре». Мне кажется, что Миранда познакомилась с ним, когда подрабатывала переводчиком и гидом для русских, которые останавливаются в «Гавана Либре». Это выгодная работа. Миранда такая. Загляни в ее платяной шкаф, и ты поймешь, что я имею в виду. Этот русский дает ей все, что она пожелает.
Я и сам на инстинктивном уровне немного возмутился. Мы были воспитаны так, что воспринимали Кубу и Советский Союз как братские страны, плечом к плечу выступающие за торжество социализма в мире. Но здесь, на улицах Гаваны, мы смотрели на это немного иначе. Один из братских народов оказался в роли младшего брата. Некоторые вслух говорили о том, что мы поменяли хозяев-американцев на хозяев-русских. Их невозможно было не заметить — рослые, плотные, краснощекие, все время потеющие от карибской жары в броне своих грубых шерстяных костюмов. Пьяные, как портовые грузчики, они прокладывали себе дорогу, выкрикивая приказы на испанском, на котором могли сказать всего три-четыре предложения, и платили, извлекая деньги из толстых пачек кубинских песо. Мы были полностью зависимы от Советского Союза, и русские ни капли не стеснялись показывать, что они это знают. Они обращались с нами, как с прислугой. Хотя я еще мало знал Миранду, меня уязвляла мысль о том, что они могли иметь право на нее… тоже.
— Я видела этого русского, — рассказывала Хуана. — Он пригласил нас обеих в кондитерскую. Это было очень мило с его стороны, и сам он показался мне очень милым. Он, конечно, не слишком хорошо говорит по-испански, так что Миранда нам переводила. Кажется, что он сильно в нее влюблен, но, на мой вкус, он очень старый. Наверняка у него есть жена в Советском Союзе. Это излюбленный тип Миранды.
— А другие?.. — спросил я. — О них ты что, ничего не знаешь?
— Нет, сейчас не знаю. Я сама виновата в том, что она больше ничем со мной не делится, потому что я критикую ее со страшной силой. Я и того русского раскритиковала, несмотря на то что он был таким милым. Так что теперь все романы Миранды от меня засекречены. Но я знаю, что помимо русского должны быть другие, потому что он приезжает сюда не чаще чем раз в два месяца. А у Миранды свидания каждую неделю. Не спрашивай меня с кем. У нее были архитекторы, партийные чиновники, да все кто угодно… все, кто может оказаться полезным для Миранды или дать ей то, что она хочет.
— Но никто из твоих любовников не был с ней?
— Нет, нет. — Хуана засмеялась. — У нас с Мирандой совершенно разные вкусы. Мне нравятся неотшлифованные алмазы… вроде тебя. И я отказываюсь делить их с женами, к которым они в конце концов все равно вернутся.
Мне понравилось, что меня назвали неотшлифованным алмазом, несмотря на то что это определение подразумевало существование отшлифованных алмазов, изысканных и законченных. Ну что же, это придет позже, помню, подумалось мне.
Вечером мы с Хуаной смотрели телевизор. Мне захотелось написать кое-что: пара предложений, несколько слов крутились у меня в голове весь день. Я спросил Хуану, есть ли у нее какая-нибудь бумага. Любая. Хуана стала рыться в своих ящиках, но нашла только те листы, что были нужны ей самой. Бумага распределялась по карточной системе, которая еще была не такой суровой, какой станет позже, но достаточно серьезной, чтобы люди экономно пользовались тем, что имели.
— У Миранды всегда есть бумага, — сказала Хуана. — Зайди к ней в комнату и одолжи листочек. Бумага для рисования лежит в верхнем ящике белого комода, справа от двери, как войдешь.