Конечно, в США. Естественно, я поехал в Майами. Там меня мгновенно признают беженцем: если возникнут какие-то сомнения по поводу моих документов, в Майами нетрудно будет найти кубинцев, которые смогут удостоверить мою личность.
Основной принцип предоставления политического убежища кубинцам в США называется «правилом мокрых и сухих ног». Это означает, что если кубинец поставил свою ногу на американскую землю, он не может быть выслан на родину. Если же его поймают в открытом море, могут отправить в третьи страны или, в особых случаях, обратно на Кубу. В годы между исходом из Мариэля и «особым периодом[88]» бежали немногие. И тогда на «влажность ног» обращали не очень большое внимание. Мне было легче: я купил билет из Мехико в Майами по фальшивому мексиканскому паспорту, а перед выходом из самолета достал свои скомканные кубинские документы и предъявил их для контроля. Я провел несколько дней в интеграционном лагере. Это были семечки. К тому же там я познакомился с уже обжившимися кубинскими эмигрантами, которые могли помочь мне с жильем, работой и так далее.
Закрепиться в Майами было сложнее. Я работал в пекарне, а по вечерам бродил в поисках единомышленников. Центр кубинской диаспоры в Майами располагается на 8-й улице (Калье-Очо). Ядро ее составляют пожилые озлобленные мужчины. Многие из них бежали в 1959 или 1960 году. Уже почти тридцать лет назад. Они стали похожи на старых палестинцев в лагерях беженцев в Ливане и Иордании, которые сидят на крылечках своих домов и перебирают связки ключей, не отперших ни одну дверь с 1948 года. Когда они не давали выход своей ярости в адрес Фиделя Кастро и молодого поколения, которому жилось так хорошо, что они перестали злиться на Фиделя, они сидели и пили, играли в домино и рассказывали истории с черным юмором про Фиделя.
Я совершенно никого не знал в Майами. Сам же я был немного известен благодаря тюремному заключению и широко растиражированному «признанию». На Калье-Очо встречались люди, убежденные в том, что я искренне верил в каждое слово своего «признания», в крайнем случае, в некоторые его части, и это было неприятно. Но диаспора изгнанников — один миллион двести тысяч кубинцев — была расколота на множество фракций, поэтому кто-нибудь всегда был готов раскрыть тебе свои объятия. Во многие фракции были внедрены агенты ФБР и ЦРУ (и, надо полагать, Управления государственной безопасности).
Среди «крутых» группировок выделялась одна, которая называла себя «Альфа-66». Целью ее было сбросить режим Кастро с помощью военной силы. Они пригласили меня выступить с лекцией в основном из-за того, что мой отец был одним из погибших участников «Бригады 2506». Несколько основателей «Альфы-66» были ветеранами Плая-Хирон. «Расскажи, как ты гордишься своим отцом, — предложили они, — …и чуть-чуть поменьше поэзии».
Я постарался использовать чуть-чуть поменьше поэзии, но выбрал несколько самых сочных, на мой взгляд, строф из «Круга» — он все еще был незакончен, — и последующее обсуждение было довольно интересным. У мужчины лет шестидесяти, выписанного из психиатрической больницы «Масорра» с политическим диагнозом, случился нервный срыв, и он разрыдался. Я считал, что это адекватная реакция, но многие горячие головы были со мной не согласны. Этот парень был впечатлительным алкашом… кроме того, как же мы расправимся с Кастро, если в нашем распоряжении люди, которые не могут перенести тридцати пяти сеансов электрошока, не лишившись половины воспоминаний? Поднятию боевого духа не способствовало и то, что сюда явился я, молодой парень, и стал… хныкать.
Они были ненормальными, вся компания. Я начал понимать, что прошло уже слишком много времени, что la causa[89] для многих из них прокисла и превратилась в сочившийся яд, парализующий ум и здравомыслие. Я мог прекрасно понять их ненависть, но те, кто утверждает, что месть — это блюдо, которое подают холодным, должны побывать в Майами. В их мести не было ничего холодного или вкусного. Например, в среде изгнанников существовало табу на осуждение режима контрас в Никарагуа. Если контрас изнасиловали и убили во время пикника группу монахинь, значит, те… да «наверняка были фанатичными коммунистками».
Их лозунгом было: «Tres días![90]». Это означало, что, когда Кастро будет свергнут, изгнанники получат три дня на убийства.
Головы они будут насаживать на палки. Трупы лакеев режима и его пособников сложат штабелями. Их было страшно слушать. Некоторые не могли ждать так долго. Они по ночам отправлялись на Кубу на маленьких моторных лодках и закладывали бомбы в универмагах и детских садах. Они были именно теми, кем их всегда считал Фидель.
88
Так Фидель Кастро назвал период, наступивший на Кубе после краха СССР, когда прекратились субсидии со стороны бывшего союзника.