— Молодой человек, я хочу издать ваши стихи, — сказал Эстебан Карлос.
Я не смог вымолвить ничего кроме «О?».
— Да, при условии, что вы не предпочтете издаваться на этих, как их там, музыкальных кассетах.
И он рассмеялся, показывая, что это, конечно, была шутка. Мысль об этом никогда не приходила мне в голову. Но внезапно перед ней стало совершенно невозможно устоять.
Я немного потянул время:
— Что вы можете предложить?
— Если вы согласитесь, то сборник стихов в апреле или мае. Думаю, потребуется немного времени, чтобы сократить самые длинные произведения. У вас хватит материала для сборника?
— Полагаю, да. А кто будет сокращать? — поинтересовался я.
— Вы сами, конечно. Надеюсь, с небольшой помощью с моей стороны.
Я видел, что ему тяжело стоять, но свободного стула не было, и я не мог попросить встать кого-нибудь из девушек. Конечно, я мог обратиться к Луису Риберо… но он был совершенно поглощен разговором, и я хотел, чтобы он слышал каждое слово. Какое-то время я сидел и думал: нельзя сказать, что все происходит по социалистическим законам. Разве Эстебан Карлос не вел себя как капиталист — человек, который нашел хороший бизнес-проект и просто обязан его заполучить, неважно, какой ценой? Я улыбнулся своим мыслям и бросил взгляд на Хуану.
— А что думаешь ты, Хуана? — спросил я.
— Балда, конечно, я думаю, что тебе надо действовать! — ответила она. — Только представь себе, что может получиться!
— Миранда? — спросил я и заглянул в глаза сестры Хуаны.
— Конечно, — просто ответила она.
— Спасибо за поддержку, — сказал я. А потом, повернувшись к Хуану Эстебану Карлосу, продолжил: — Прекрасные сестры Эррера сказали свое слово. Книге быть. Хочу угостить вас чем-нибудь, чтобы скрепить договор.
Я только что получил деньги от Рафаэля, проценты от входных билетов (что было не вполне законно), почти семьдесят песо. Для меня это была огромная сумма.
Хуана поцеловала меня. Потом, после того как я какое-то время сидел и сверлил ее взглядом, Миранда тоже поцеловала меня. Иногда мне кажется, что это был самый счастливый вечер в моей жизни.
9
Другая сторона Лолы Перес
Поскольку мне удалось заработать на своем выступлении, на следующий день я пригласил сестер Эррера на пляж. Из центра города мы наняли частника на одной из старых американских машин. Мы радовались, проносясь мимо молодежи, стоявшей в очереди на автобус или демонстрировавшей нам la botella, «бутылочку», международный жест, означающий, что человек с удовольствием поехал бы на машине, но у него нет денег. Я сидел спереди рядом с шофером, а девушки сзади. Мы решили, что так нам будет удобнее всего, поэтому попутчиков не брали. К такому стилю жизни легко привыкнуть.
Помню, мы пели. День располагал к этому: солнечные лучи отражались от хромированных деталей старого «шевроле», ветер играл темными волосами девушек на заднем сиденье, в машине пахло потом и искусственной кожей, а снаружи — черным выхлопом от идущей впереди машины. Даже шофер пел. Пропагандистские плакаты вдоль дороги как могли старались напомнить нам, что мы вели дуэль не на жизнь, а на смерть с американскими империалистами, но этого мы сейчас не ощущали. Мы ощущали только, как прекрасна жизнь.
В те времена пляж Плая-дель-Эсте еще не был отдан долларовым туристам и толпам торговцев, паразитирующих на них. Тогда доллар еще не был в обращении на Кубе, он появится только в следующем году, когда вернутся первые эмигранты и откроются первые государственные валютные магазины.
Пляж Плая-дель-Эсте, гаванская Ривьера, представляет собой девятикилометровую полосу великолепного белого атлантического песка. Флоридский пролив довольно неспокойный по сравнению с Карибским морем, омывающим южное побережье Кубы, и волны в нем могут быть очень сильными. В такие дни они выплескиваются на набережную Малекон, гаванский морской променад, и предлагают бесплатный душ и мойку машин. Тогда купаться на Плая-дель-Эсте опасно. На другой стороне дороги с начала 1970-х годов на советские деньги возводился гигантский отель. Планировалось, что в этом районе будет курорт для социалистических братских народов. Однако строительные работы продвигались черепашьими темпами, и весь комплекс так и стоял незаконченным, огромными бесконечными бетонными руинами — один из первых замеченных нами признаков того, что могущественное Советское государство не было таким непогрешимым, как нам говорили.