Хуана пробормотала что-то неразборчивое. Она часто разговаривала во сне, и это означало, что она уже глубоко спала. В тот момент, когда я осторожно закрывал за собой дверь, мне показалось, что она отчетливо сказала что-то об ожерелье. Нет, это ожерелье она не хотела, она хотела другое.
10
Мороженое и крем для обуви
Пол в доме сестер был из сероватого камня с трехцветной мозаикой с кубическим рисунком в стиле ар-деко, бесконечно повторяющимся во всем коридоре. Я помню ощущения от прикосновения босыми ногами к этому полу, днем прохладному, за исключением тех мест, на которые попадали прямые лучи солнца, сильно нагревавшие камень, ночью холодному. Когда я лежал и ждал, пока уснет Хуана, у меня вспотели ноги, и теперь они прилипали к полу.
Шлеп-шлеп, говорили мои ноги, шагая по коридору в комнату Миранды. В полной темноте я ударился коленом о низкий столик и громко вскрикнул от боли. Я стоял за дверью, пытаясь восстановить дыхание и размышляя, хватит ли у меня духу постучать. Конечно, я мог развернуться и пойти к Хуане. Но в таком случае мне никогда не обрести покоя. Я всегда буду думать о том, зачем Миранда меня позвала. И я постучал в дверь, осторожно, три раза.
— Да?
Она ответила очень быстро. Миранда совсем не казалась сонной. Я открыл дверь и вошел.
Чего я ожидал? Что Миранда будет лежать голой в кровати, дрожа от нетерпения, готовая принять меня? Может быть, и ожидал. Во всяком случае, когда я лежал в кровати и ждал, пока уснет Хуана, мои фантазии были именно об этом. Но Миранда сидела полностью одетая на плетеном стуле у окна и курила. Я почти никогда не видел ее курящей. Лампа на ночном столике давала слабый свет. Из окна была видна большая жирная желтая луна.
Конечно, я смутился. Миранда не могла прочитать моих мыслей. Или же могла? Конечно, она не могла не почувствовать, какое впечатление на меня произвела просьба посетить ее под покровом ночи. Я совершенно уверен в том, что она сделала это обдуманно и к тому же наслаждалась моим смятением.
— Я ударил колено в коридоре, — вымолвил я.
— Да ну?
Похоже, это ничуть не заинтересовало ее.
— Я считаю, что тебе пора узнать, что происходит в этом доме, — сказала Миранда.
— Да? О чем это ты?
Я сел на кровать, потому что она заняла единственный стул в этой комнате.
— Я о том, что, поскольку ты проводишь здесь так много времени и почти что стал членом семьи, с нашей стороны нечестно продолжать врать тебе.
Миранда на мгновение повернулась ко мне. Пролетело подхваченное сквозняком облако дыма. На мне были только брюки, сверху же ничего, и я чувствовал себя голым. Но ее взгляд скользил по чему угодно, но только не по моему полуобнаженному телу. Она снова посмотрела в окно.
— Откровенно говоря, я не понимаю, о чем ты, — сказал я.
— Что Хуана рассказывала тебе о нашей матери?
— Она рассказывала не так много. Хуана показывала мне фотографию, говорила, как познакомились ваши родители и что Клара была певицей, и так далее. Я, кстати, считаю, что она пела великолепно, я уже говорил это?
— И что мама умерла в больнице, когда мы родились? Это она тоже рассказывала?
Я кивнул, обратив внимание на то, что Миранда говорила «мама». Хуана обычно называла ее «Клара».
— Да, рассказывала.
— Конечно, — сказала Миранда. Некоторое время она сидела молча. Потом поднялась и встала спиной к окну. — Ты даже не догадываешься, что такое жить с этим изо дня в день.
— Может, и догадываюсь. Мой отец тоже умер.
— Я знаю. Он погиб в заливе Свиней, так ведь? Ты часто об этом думаешь?
— Наверное, каждый день.
— Ну что же. А если бы ты вдруг осознал, что все, что тебе рассказывали, ложь? Как бы ты справился с этим?
Я пожал плечами. Никогда не задумывался над этим. Зачем кому-то врать мне? Переходи к делу, помню, подумал я. И она перешла:
— Мама не умерла. Она уехала. Всего через несколько недель после нашего рождения.
— Не может быть, — сказал я. — Как говорит Хуана…
— Да. Я потратила много лет, чтобы расставить все по своим местам.