По приказу Владимира возводились надежные оборонительные рубежи с крепостями, валами и сигнальными вышками: печенеги уже не могли неожиданно нарушить границ Руси – жители русских городов и сел смогли вздохнуть спокойно.
Владимир смотрел на Киев – и этот русский город, как вся Русская земля, укреплялся, разрастался, становился краше, многолюднее. Все хорошо… Ведь хорошо?
Нет, не все… Города растут, укрепляются, богатеют – хорошо. Города становятся государствами внутри государства, думая только о своих собственных выгодах, не думая об общем благе, нарушая единство Руси… Не хорошо…
И ему приходилось вновь собирать Русскую землю воедино. Иногда на это уходили годы…
Но только ли в этом была причина его тоски?
Владимир, пытаясь понять, что его тревожит, вспоминал прошедшие годы…
Кровопролитные схватки, смерть братьев, бегство с родной земли в чужие пределы ради спасения, возвращение на родину, снова битвы, Полоцк, еще смерти, Киев, еще битвы, еще смерти…
Князь нахмурился: его жизненный путь мало чем отличался от жизни любого князя, правителя. Нужно было силой доказывать свое право, иначе, его бы доказал кто-то другой. Хоть бы его сватовство к Рогнеде…
Его нрав всегда был горячим, а то, что Рогнеда оскорбила его отказом, когда он к ней сватался, и оскорбила смертельно – вызвало волну яростного гнева.
Князь нахмурился сильнее: как она тогда сказала? «Не хочу разуть сына рабыни…». Владимир заскрипел зубами от этого воспоминания – столько времени прошло, а боль осталась.
Высокородная Рогнеда попрекнула его, прямо указав на его происхождение – сына наложницы, унизив его мать Малушу, его дядю Добрыню и его самого. Сам Владимир для нее не имел значения. Главное – род. Вот и поплатилась Рогнеда за высокомерие, и поплатилась вся ее семья. Спасло ли их высокородное происхождение? Нет. А он – сын князя и наложницы – стал великим князем Руси. И Рогнеда родила ему сыновей…
Владимир вздохнул и снова засмотрелся в окно. Люди снуют туда-сюда, каждый занят своим делом… Что им до неясной тоски великого князя… Расскажи кому – так ведь не поймут.
Что сделать? Как развеяться?
Пир созвать? Сколько их уже было! Князь любил широко – с боярами, дружиной, с народом праздновать победы над печенегами. Сейчас было мирно. Хотя… не только ведь победы воинские праздновать можно: вот князь Руслан давно уже ответа ждет – сватался к Людмиле, дочери младшей.
Владимир отошел от окна и хлопнул в ладоши. Через мгновение в зал вошел слуга, поклонился князю и замер, ожидая приказаний.
– Позови ко мне дочь мою, княжну Людмилу, – распорядился князь.
Слуга еще раз поклонился и вышел, спеша выполнить его приказание.
Вскоре в коридоре послышался смех и шаги, дверь отворилась и в зал легкой походкой вошла Людмила. Княжна подошла к отцу, обняла его одной рукой – другой она прижимала к себе маленького пушистого котенка, который все пытался зацепить лапкой ее бусы – и звонко чмокнула князя в щеку.
– Здравствуй, батюшка, – Людмила радостно смотрела отцу в глаза. – Вот, посмотри, кого мне князь Руслан прислал. – И княжна сунула в руки великому князю русскому Владимиру Красное Солнышко притихшего котенка.
Владимир улыбнулся дочери. Из всех его детей только у младшей Людмилы остались привычки детства – она всегда ласкалась к отцу, рассказывала ему о своей детской, а потом и взрослой жизни, любила с ним посидеть в редкие минуты тишины, поговорить – и когда была маленькой девочкой, и когда стала взрослой.
Сейчас великий князь стоял посреди просторного зала, стены которого были украшены оружием, в котором проводились советы и принимались решения о военных походах, велись переговоры с иноземными послами, держа в руках пушистого котенка, который постепенно освоился и пытался зубишками оторвать с княжеского кафтана приглянувшийся рубин… и радовался тому, что его дочь была такой, какая она есть.
Из маленькой смешливой девочки Людмила превратилась в девушку среднего роста, тоненькую, легкую, словно перышко, с русой косой до пояса и васильковыми, всегда улыбающимися глазами. Князь любил ее смех, звенящий, словно серебряный колокольчик, легкую походку и ласковое сердце. И не он один.
Людмилу любили все: родные, подруги, слуги, народ. И она отвечала им всем любовью. В трудные дни, если в городе где-то случалось несчастье, Людмила помогала страдальцам: больным, погорельца, сиротам, семьям, оставшимся без кормильцев.
Владимир смотрел на нее сейчас иначе: он думал о том, как быстро идет время – вот его маленькая дочка выросла, и скоро уйдет в другой дом. Если захочет. Неволить, выдавать замуж за нелюбимого из-за выгоды или интересов государственных – он не станет.