– Десять лет жизни, – пробормотала Ирина, – самые лучшие десять лет. Вот что он должен.
– Так замочили бы. Что базарить зря? Если бы он валялся сейчас дохлый на дне пропасти, это была бы хорошая плата.
– Да, неплохая, – кивнула Ирина, – но Палыч не считает такую плату достаточной.
– И долго мы будем его пугать? – спросил Гундос.
– Не знаю. Наверное, пока он не поймет, что натворил, и не захочет рассказать об этом.
– Кому именно рассказать?
– Ну хотя бы самому себе.
Глава двадцать пятая
Серебристый «Фольксваген»-капля был похож на красивую новенькую игрушку, которую минуту назад достали из коробки, перевязанной ленточками. Сергей не верил, что эта крошка поедет, пока не включил двигатель. У крошки был великолепный мягкий ход. На таких машинах Сергею доводилось ездить разве что в детских мечтах.
Окна закрывались и открывались автоматически. Кондишен позволял создать в салоне любую температуру, какая нравится. Из магнитолы звучала музыка, и качество звука оказалось таким, как в Большом зале консерватории. Сергей сделал торжественный круг по территории базы, с сожалением оставил машину и отправился в кабинет к Райскому.
– Можно подумать, вы бывали в Большом зале консерватории, – снисходительно усмехнулся Райский, когда Сергей поделился с ним впечатлениями от первого знакомства с машиной.
– Почему? Бывал. Мама водила – в детстве часто, а когда стал взрослым, конечно, реже. Она у меня пианистка. Обычно брала с собой на концерты тетради с нотами, читала с листа и тихонько подпевала. Я не так музыку слушал, как наблюдал за ней. Очень было интересно, как она переживала каждую ноту, у нее такое становилось лицо... – он осекся, встретив ледяной блеск очков полковника.
– Ну извините, извините, вы не так меня поняли. Майор Сергей Найденов, конечно, ходил на симфонические концерты, ничего в этом странного для меня нет. Но Станислав Герасимов никогда в жизни не был ни в Консерватории, ни в Зале имени Чайковского. Стас терпеть не может серьезную музыку. Если хотите съездить на кладбище, то лучше это сделать завтра с утра, до того, как вы легализуетесь, – кашлянув, добавил он, – заодно обкатаете машину. Как зовут вашего отца?
– Герасимов Владимир Марленович.
– Кто он?
– Генерал ФСБ, три года в отставке. Вы были у него в подчинении. Сейчас он является председателем Совета директоров банка «Триумф».
– Мать?
– Герасимова Наталья Марковна. Когда-то работала учителем начальных классов.
– Как называется фирма, которой вы руководите?
– «Омега».
– Секретарши?
– Рита Симкина, брюнетка, Марина Степанцова, рыжая.
– Какие у вас с ними отношения?
– С Мариной я спал, с Ритой пока только собираюсь. На обеих позволяю себе орать. Тьфу, пакость какая...
– Что делать? Привыкайте. Впрочем, спать вам пока ни с кем не придется, вы еще долго не сможете оправиться после автокатастрофы. И орать не придется. У себя на фирме вы вряд ли появитесь. Как зовут начальника охраны банка «Триумф»?
– Плешаков Егор Иванович. Прозвище Плешь.
– Когда вы встречались с ним в последний раз и о чем говорили?
– Я приехал в банк на следующий день после убийства шофера Георгия Завьялова.
– Гоши. Шофера вы всегда называли Гоша и фамилию его вообще не помнили. Продолжайте.
– Я приехал в банк, чтобы выяснить, почему заблокирована моя кредитная карточка. Меня проводили в кабинет Плешакова. Там находился Владимир Марленович Герасимов.
– Папа, – криво усмехнулся Райский, – там находился ваш папа. Вы уже знали о том, что убит шофер?
– Нет. Но это неправда. Я соврал.
– Так, стоп. Что за импровизация? – Райский снял очки и удивленно уставился на Сергея.
– Это не импровизация. Я трижды просмотрел видеозапись разговора в кабинете начальника охраны, и мне странно, как участники разговора не заметили, что Стас врет. Ладно, с генералом, то есть с папой, все понятно. Он очень нервничал, и вообще он лицо заинтересованное. Но Плешаков должен был догадаться.
– Догадался он или нет, мы с вами все равно не узнаем, – пожал плечами Райский, – в конце концов, зарплату он получает из рук вашего папы и на многое предпочитает закрывать глаза. Как вам кажется, вы бы в этой ситуации сумели соврать искусней?
– А зачем?
– Ну мало ли зачем люди врут? Есть тысячи разных причин.
– В этой ситуации врать мне пришлось бы только по одной причине – если бы я сам убил шофера Гошу.
– Зачем же вам было его убивать?