Важным для понимания «Херувимского странника» является различение понятий «Бог», «Божество» и «Господь», как и вообще вся его терминология, создающая трудности при переводе, который в понятийном смысле должен быть так же точен, как оригинал. Почти всегда Ангел Силезский называет Творца «Богом» и «Божеством» («Gott», «Gottheit») и реже — «Господом» («Herr»). При этом «Божество», понимаемое в традиции западной мистики как явление Божьей сущности, функционально, в непременном единстве сущности-явления может выступать равноценной заменой «Бога»; если в качестве таковой замены выступает «Господь», то он всегда несет с собой оттенок лиризма, душевности, «очеловеченности».
Необходима точность и в передаче общебогословской терминологии: «Троица», «Отец», «Сын», «Дух Святой», «троичность», «дух» человеческий, «душа», «сердце», «ум», «мудрость» и др. остаются неизменными и строго отграниченными друг от друга, в то время как весь разнообразный тварный мир может предстать единой вещью, будучи в то же время не только одушевленным, но и очеловеченным.
Об аде, бесах, сатане Силезий пишет много. Стерегущий человека грех, возмездие, проклятие, ад — для Ангела Силезского как католика весьма важны; эти образы рассеяны по всему произведению, но сконцентрированы в сонетах в пятой и шестой книгах.
Все шесть книг «Херувимского странника» представляют собой замечательный памятник словотворчества, непрерывного варьирования одной и той же темы, так что по содержанию их трудно отделить друг от друга и распределить по каким-то рубрикам. Но некоторую тенденцию все же можно выделить.
Первая книга посвящена наиболее общим вопросам Бытия Божия и бытия человеческого в Боге, соотношениям души и тела, времени и вечности, взаимопревращению вещей, экстатическому восхождению человека к Богу, а также смирению, кротости, равноценности всего сущего, мудрости, Богорождению, обожению, созерцанию, Троице и троичности, Богосыновству, бесстрастию, неволению, Царствию Божию внутри нас, чинам небесным и т.д. Таким образом, первая книга содержит в себе, как в экспозиции, все темы «Херувимского странника».
Вторая книга варьирует эти же темы, добавляя к ним размышления о Божьем Свете, о грехе, о добродечании, о благодати, о суетности мира сего и, будучи насыщена реалиями Священной Истории, ссылками на Новый Завет и прямыми цитатами из него.
В третьей книге, «прядущей ту же нить», появляются новые образы, связанные, например, с таинством Креста, или с младенчеством Иисуса и с Его Рождеством: Богоматерь, ясли, пастухи, вертеп. Особое место занимают надписи и посвящения святым (святому Франциску, Гертруде, Мехтхильде и др.). Третья книга отличается также обилием многострочных стихов, которые, наряду с монодистихами, рассыпаны по всему тексту «Странника».
Четвертая книга, будучи вариацией на те же темы, дополняет их мыслями о Рождестве и крестной смерти Спасителя, о Боговоплощении и новом духовном рождении Иисуса Христа в человеке. Вот россыпь мотивов, представленных здесь: имя Божие, Агнец, Богоматерь, Божия Невеста, раны Христовы, подражание Христу, Апостолам, святым, единение души с Боом, образы (излюбленные впоследствии пиетистами) раненного любовью к Спасителю сердца, жертвенная и блаженная смерть, равенство великого и малого и г. д.: созерцательный экстаз перемежается здесь с реальными эпизодами из Евангелия и из житий святых.
Пятая книга, повествуя о всемогуществе Божием, углубляет тематику предыдущих и еще ниже спускается к человеческому, которое через единство своей множественности поднимается ко Христу; в варьированной форме (по отношению к другим книгам) в ней говорится о самодостаточности Бога, о преодолении человеческого в обожении, о духовном и вечном рождении, о радости, о благодати, о троическом единстве солнца, любви и красоты, о преимуществах любви перед мудростью, о лицемерии, о нахождении всего и вся в Боге, об интуитивном познании, о непостижимости, «бесформенности», бесконечности Бытия Божия, о пути слияния с Ним в первоистоке и т.д.
Десять сонетов, которые приложены к пятой книге, как уже говорилось, и по содержанию, и по форме представляют собой барочный стих. Каждый сонет развивает единую тему (как и полагается классическому сонету), имеет одинаковые рифмы в катренах (опоясывающие, за исключением первой строфы второго сонета) и следующую рифмовку в терцетах: первые две строки рифмуются попарно, четыре дальнейшие снабжены либо опоясывающими, либо перекрестными рифмами. Антитеза как одно из основных явлений барочного стиха и здесь составляет принцип композиционного строения. Всем десяти сонетам, посвященным сущности греха и благодати, покаяния и возмездия, свойствен риторический лиризм, чувственное переживание, рационально осмысливающее эмоции по поводу проклятия и прощения и нарушающее мистическую самоуглубленность, характерную для всего сборника, что не мешает им быть по-своему выразительными в поэтическом смысле.