252. Высшее благословение
Так Бога никогда никто не прославлял,
Как тот, кого себе Он в сыновья избрал.
Отвержен и презрен, отринут и гоним,
Ты — странник страждущий и Божий пилигрим.
Ходить, дышать и петь, любить неудержимо —
И означает жить по нравам Серафима.
255. Бог пятеричен[102] есть
Бог пятеричен: раб, сын, друг, сестра, жених:
Того уж и не счесть, кто идет дале сих.*
* annihilatur, seipso diffluit, deficit & с. sc: moraliter.[103]
Преобразись, мой друг, в сиянье чистоты,
Как Иисус Христос, — и Бога узришь ты.
257. Смерть за Него и ты прими
Смерть Господа Христа тебе не будет впрок,
Коль за Него и в Нем ты умереть не смог.
Коль вечность для тебя длинна, а время — нет,
Ты не в блаженстве сый, а в суете сует.
Не краше ли вертеп, чем Соломонов трон[104]?
В нем Иисус Христос, Спаситель наш, рожден.
У Вифлеемских стен останься, пилигрим,
Не лучше ли вертеп, чем град Ерусалим?
В нем Иисус Христос, Превечное Дитя,
С Невестой-Матерью и Девой примут тя.
Скажи, о Госпожа, ты ль избрана была
Смиреньем — перед тем, как Бога родила?
Иной и несть стези, чтоб стать еще сегодня
Невестой, Девою и Матерью Господней.
Бог, человеком став, на сене почивал:
Ах, кабы сеном я или соломой стал!
Писаньем увлечен, наукой хощешь сей
Познать, что есть Христос? Избавься поскорей
От этой страсти, сам спеши в вертеп к дитяти:
Устами прикоснись к Господней благодати.
Заметь в смиренье толк! Взгляни на простоту!
Ведь пастухи пришли всех раньше ко Христу.
Не узришь Бога ты ни в том, ни в мире бренном,
Коль не захочешь сам стать пастухом смиренным.
У сена, что ест скот, нет сладостнее вкуса,
Чем ежели оно слезинкой Иисуса
Омыто, как росой. Лишь в этой пище прок:
Ах, кабы я ее вкушать вседневно мог!
Заметь, в тиши ночной рождается Христос,
Дитя, что на себе Адамов грех[105] понес;
Коль и твоя душа, как ночь Творца, тиха,
Бог воплотится в ней — и снова несть греха.
Скажите, милые, вы что так робко пели,
Когда вошли в вертеп, младенца в колыбели
Божественного зря? И я, мой Иисус,
Пастушьим гимном к ти, как славой, вознесусь.
На Деву погляди, кормящую дитя,
Она поит нас всех — себя, меня и тя.
11. Бог, облеченный в плоть
Людское млеко пьет, а дарит Бог вино[106]:
Что Он облекся в плоть — ничуть немудрено.
Глагол, что держит мир и даже Бога-Старца, —
В ладонях Девы днесь стал легким — легче ларца.
Дитя, не я ли есмь твоих причина слез?
Ты, на меня взглянув, ответил на вопрос.
Позволь, к Тебе припав, мое Дитя, мой Боже,
Поцеловать родник, что мне всего дороже.
Едва лишь до меня дотронешься слегка,
Как прекратится вмиг моя, твоя тоска.
15. Хвалы достойней несть
Песнь, ангельская песнь! И тысячеязыко
Не восхвалити мне младенческого лика.
И пусть я голоса лишусь и языка,
Но лучший гимн Ему спою наверняка.
Бог — и мое дитя, и Девою рожден,
Чтоб я обожился, возвысился, как Он.
вернуться
Бог пятеричен. — «Пять» — в иудео-христианской, в том числе мистической, традиции — символ человека, а также Сына Человеческого, Мессии, т. е. Христа, а также символ гармонии и воли Божией.
вернуться
Уничтожается, само из себя истекает, приходит к концу и т.д.: конечно, в духовном смысле (лат.).
вернуться
Соломонов трон. — Ср.: 3 Цар., 10, 18—20. У алхимиков символ высшего совершенства.
вернуться
Адамов грех. — Ср.: 1 Кор., 15, 45 и сл.
вернуться
...дарит Бог вино. — Вино, как и виноград, — символ благодати, опирающийся на евангелические образы. Так экзегеты толкуют, например, пресуществление воды в вино в Кане Галилейской (Ио., 2).