Подойдя к воину, державшему девчонку, я со всей силы ударил его ребрами ладоней пониже ушей. Коротко всхлипнув, он осел на холодную сырую землю.
Второй, оторвав мутные глаза от завязок пояса, уставился на меня.
— Ты что творишь, ублюдок?! — хрипло выкрикнул я, приходя в дикую, застилающую глаза, ярость.
Он сглотнул, не отрывая от меня глаз. От него невыносимо несло перегаром.
Девчонка вскочила с земли и побежала в избу, шлепая голыми пятками.
Хорошенько примерившись, я с хрустом ударил воина по лицу. Он покачнулся, но остался стоять на ногах, продолжая смотреть на меня хмельным взглядом, полным почтения и страха.
Полный леденящего бешенства, я снова ударил его. Он продолжал стоять. Он пару раз шмыгнул носом. На подбородок полилась кровь.
Я посмотрел на мальчишку.
Он продолжал пьяно покачиваться. Затем неверными шагами пошел со двора. У самых ворот его вырвало.
Мне стало необычайно тоскливо. Глядя перед собой, я пошел на улицу. Прочь от хлюпающего носом насильника, продолжающего стоять на вытяжку. Прочь от его товарища, уставившегося в серое небо тусклыми бесцветными глазами. Прочь от скорчившегося у ворот мальчишки. Прочь.
Я шел по лесу, не разбирая дороги. Разумеется, лесные прогулки сейчас были более чем неуместны, и почти наверняка грозили встречей с мятежниками. Мне было все равно.
Заморосил дождь, легкий, едва заметный. Я скрылся от него под кронами сосен. Под ногами стелился мягкий ковер из сосновых игл.
Показалось ли мне или действительно мелькнула в сумраке соснового бора стремительная невесомая тень? То ли призрак, то ли дыхание ветра.
Скорее призрак, теперь их много развелось в нашем мире — неприкаянных и отвергнутых душ, унесенных из мира живых кровавым вихрем войны.
Вскоре я позабыл о призраке. Я размышлял над словами стремянного. Неужели у каждого человека есть свой, заранее предначертанный Богами путь? И все, что он может сделать — это найти в себе мужество пройти по нему до конца, сохранив в себе что-то очень важное. Осознание себя, как части огромного мира. Мира, причудливо сплетенного из стихий и волшебных потоков. Сплетенного из черного и белого, из добра и зла, из любви и ненависти.
Значит, у каждого из нас свой путь? У меня, у полубезумного Кретьена, у напавших на девочку пьяных воинов, у нее самой…
Я знаю, мой путь проклят. Мой путь погружен во тьму и холод. Мне не могут помочь ни Боги, ни «Слово Звезды», ни магистры и отцы-капитулярии. Все дело в том, что я потерял свою цель в густом непроглядном мраке. Холод сковывает мое сердце. Я не знаю, куда мне идти.
Я раб Судьбы. И все, что мне остается, это блуждать во мраке. И все, что мне остается, это стать льдом.
Судьбу не обмануть. Если жизнь моя прервется, и прекратится мой путь, где я окажусь? Неужели вновь во тьме? И это значит, что нет для меня другого выхода, кроме как искать свет…
Я стоял у толстого дуба, прижавшись лбом к шершавой коре, поросшей голубоватым мхом.
Я и не заметил, что же несколько минут за мной наблюдают.
Он стоял под осыпавшей малиновые листья осиной, и молча смотрел на меня. Странствующий эльф. В точности такой, какими их обычно описывают. Худая высокая фигурка, в походной одежде зеленовато-бурого цвета. На плечи спадали длинные золотистые волосы, несколько прядей были заплетены тонкими косицами.
Я отстегнул от пояса кошель с монетами. Протянул ему, молча, как велел обычай. Эльф взял деньги с легким кивком.
— Ты хочешь узнать будущее? — спросил он.
— Нет. Я не хочу узнать свое будущее. — сказал я.
Эльф с любопытством уставился на меня, по-птичьи наклонив голову.
— Я слушаю тебя, рыцарь.
— Я хочу узнать, — продолжил я. — Как спастись от тьмы, которая наполняет меня день за днем…
— Твой вопрос интересен, рыцарь. — сказал эльф задумчиво. — Что ты называешь тьмой?
Я усмехнулся.
— Я говорю про холод и боль, которые поселились во мне и становятся, день ото дня, все мучительнее. Я смотрю на мир, который меня окружает. Он лишен света, лишен любви. Наш мир, эльф, стал Землей Без Радости…Наш мир поглощает тьма…И я не знаю, что мне делать.
— Тьма это просто отсутствие света, рыцарь. Это знают даже маленькие дети. — эльф улыбнулся. — Не гаси свет, который живет в тебе с рождения. Ведь это очень просто — погасить в себе свет. Если ты поступишь так, ты сразу перестанешь чувствовать боль и холод. Это очень страшно, рыцарь, когда ты совсем перестаешь чувствовать боль. И это и есть тьма. Но у тебя есть путь, чтобы рассеять ее. Очень трудно и очень больно превратить данную тебе при рождении крошечную искру в пламя, которое способно озарить мир. В свет, который может озарить мир и рассеять тьму. Береги эту искру, рыцарь. Когда она станет пламенем, ты сможешь согреться…