— Зачем она тебе? — заступил он дорогу мародеру.
Тот, осклабившись, объяснил. С такими деталями, что у Ригнара, отнюдь не скромника и не святоши, уши едва не свернулись в трубочку. Что ж, тоже в общем-то не ново. Но ребенка?
— Отдай ее мне. — Тускло сверкнула золотая монета.
Зачем он это делает? Какое ему дело до происходящего вообще и этой девчонки в частности?
— Делиться не хочешь? — ухмыльнулся солдат, разглядывая монетку.
— Можно и так сказать, — он ухватил за руку яростно вырывающуюся девочку. Подождал, пока солдат отойдет в сторону.
— Тихо, дуреха. Ничего я с тобой не сделаю, — и, увидев, что она не поняла, повторил то же самое на ее родном языке. Сколько же языков он теперь знал? Ригнар попытался вспомнить, и бросил это дело в самом начале. Какая, собственно, разница. Девчонка затихла.
Выяснилось, что дома у нее уже не было. Отца забрали в солдаты, мать умерла прошлым летом, а старую бабку, пытавшуюся отстоять если не жалкое имущество, то хотя бы внучку, походя приложили затылком об дверной косяк. Ригнар вздохнул. В который раз его привычка лезть не в свои дела сослужила плохую службу. Что теперь с этим делать? Не может же он таскать ее при себе: в конце концов, армейский обоз — не лучшее место для ребенка. Подумав немного, тан вспомнил, что храмы всех миров иногда берут на воспитание сирот. Кажется, где-то неподалеку был монастырь.
Настоятельница поджала губы:
— Да, мы действительно берем на воспитание детей. Но у нас школа, а не приют для сирот. Содержать приют в нынешние времена благодаря, э… вашим соотечественникам монастырю не под силу. Мы и так платим казне двух государств. И за девочек, находящихся у нас в пансионе, родители вносят плату.
Ну правильно, откуда ожидать дружелюбия, если он в форме вражеского солдата. Ригнар и забыл об этом: для него эти тряпки никогда не имели значения. А она смела, эта настоятельница. Настолько уверена, что если обе армии молятся одному богу, ее не тронут?
— Хорошо, а после того, как они заканчивают учебу, что тогда?
— Если родители или опекуны не забирают их домой, тогда — постриг. Но если кто-то из них умудряется найти жениха, мы не возражаем.
— Я так понимаю, приданое несколько облегчает поиски жениха, — Ригнар вытащил из-за пазухи небольшой мешочек и вытряхнул на ладонь три крупных алмаза. Чеканка монет в разных местах различна и достаточного количества золота, которое не вызвало бы лишних расспросов у него пока не было. А вот драгоценные камни одинаково редки во всех мирах. И не носят на себе клейма.
— Этого достаточно для оплаты учебы и приданого?
У монахини округлились глаза:
— Да, вполне. Кто она вам?
— Скажем так: я ее опекун.
— Как зовут девочку?
Вот этим-то он абсолютно забыл поинтересоваться.
— Жанна, — прошелестело снизу.
— Пойдем, Жанна.
Ригнар вышел за ворота, ухмыльнулся. Интересно, сколько из оставленного им осядет в карманах настоятельницы? Он не собирался проверять. Если кому-то действительно дороги эти блестяшки, пусть забирает. Вряд ли он вообще когда-нибудь вернется сюда.
Вернуться, однако пришлось. Лет через пять он проезжал эти места в качестве телохранителя герцога, и тот решил остаться при монастыре на ночь. Разумеется, настоятельница узнала Ригнара. За прошедшее время он и думать забыл об этой девчонке, а вот на тебе, пришлось выслушивать долгий и нудный отчет о ее успехах в вышивании, пении и катехизисе.
— Вы не хотите повидаться со своей воспитанницей?
Он не хотел. Но, похоже, добрые дела не остаются безнаказанными.
— Он рассказала мне, кто Вы ей на самом деле, — настоятельница правильно истолковала его кислую мину. — Нечасто встретишь такое участие к ближнему своему. Девочка каждый день молится за Вас. Не обижайте ребенка.
Молится за него? Такого на памяти Ригнара еще не было. Проклинали — не единожды, убивали тоже бессчетное количество раз, а вот молитвами себя никто не утруждал. Может быть только мать когда-то давно. Когда он вспоминал о ней в последний раз?
— Что ж, не будем обижать ребенка.
Он проговорил с этой девчонкой весь вечер и сам не заметил как. Она была в том возрасте — уже не ребенок, но еще не девушка — когда тело меняется на глазах, а душа с изумлением смотрит на мир, ожидая чудес. Она действительно каждый день молилась за него, как за спасителя. Крепко, видимо, запал в душу пережитый ужас. А еще она оказалась ужасно любопытной и без конца расспрашивала о том, правда ли герцог ест на золоте и частенько видит короля, о соседних и дальних странах, о диковинных обычаях чужих народов… обо всем на свете, и смотрела на Ригнара так, словно он был посланцем небес, вещающим святые истины. Это трогало и странным образом волновало. Он уже давно ни с кем не разговаривал просто так.