Я останавливаюсь и смотрю на него снизу вверх, щурясь от бьющего в глаза солнца.
— А ты справишься?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Эмми
Эмми и Генри
—
21 год
Я выпила пару рюмок, а Генри — ровно столько, чтобы почувствовать себя невероятно храбрым, потому что когда придурок, склонившийся надо мной, толкается вперед в попытке поцеловать, Генри появляется из ниоткуда с хуком правой. Это происходит так близко, что я чувствую, как слюна изо рта собеседника попадает на щеку.
Я таращусь на Генри, который краснеет от гнева, сжимая и разжимая кулаки и смотрит вниз на чувака на полу. Боже, я даже не знаю его имени. Но Генри, должно быть, наблюдал за нами. Любой, кто находился там, увидел бы, как я вежливо пытаюсь сказать «нет» и несколько раз отмахиваюсь. Но чтобы Генри ударил его кулаком…
— Да здравствует победитель? — саркастически произносит кто-то в толпе.
— Заставь его посинеть! — кричит другой из угла.
Я закатываю глаза. Гребаные идиоты. Это не повод для радости.
— Ты что, с ума сошел? — ору я, заставляя обратить на себя внимание. Его брови сходятся на переносице, переводя взгляд с меня на парня на полу и обратно. Осознание того, что он сделал, медленно начинает проступать на лице.
За это его могли бы посадить на скамейку запасных.
Даже выгнать из гребаной команды.
— Вот дерьмо, — бормочет он.
— Вот дерьмо, действительно, ты идиот! — теперь уже шепотом кричу я, хватаю его за руку и быстро веду через переполненную гостиную студенческого общежития на лужайку перед домом.
— Не веди себя как мамочка, — бормочет он. Это останавливает меня на полпути.
— Заткнись, Генри. То, что ты сделал, было глупостью и, честно говоря, нужен кто-то, кто вобьет в тебя немного здравого смысла, — я беру его за руку и осторожно переворачиваю, чтобы посмотреть на костяшки пальцев. — Или перекинуть через гребаное колено и хорошенько отшлепать.
Последнюю часть я бормочу в основном в шутку, но он хихикает и это на мгновение отвлекает.
Я поднимаю на него взгляд, Генри улыбается, как делал много раз за всю нашу совместную историю. И все же застает меня врасплох. Появляется эта маленькая ямочка, а его зубы слегка прикусывают нижнюю губу.
— Эмми, — застенчиво говорит он, делая шаг вперед и сокращая расстояние между нами. — Ты хочешь отшлепать меня, маленькая засранка?
— Заткнись, — я закатываю глаза и снова смотрю на его костяшки. Они красные, но в остальном все в порядке. Алкоголь, вероятно, помог сдержать силу удара.. Черт, надеюсь, этот парень не выдвинет обвинения.
Свободной рукой он приподнимает мой подбородок, заставляя посмотреть на него. Генри возвышается надо мной своим ростом шесть футов четыре дюйма[1] и весом двести тридцать фунтов[2].
— Ты сказала «нет», — его лицо серьезное, утратило все веселье.
— Да, сказала, — признаю я со вздохом. — Но ты мог бы просто использовать слова.
— Ну так веселее, — он приподнимает брови, отчего я не могу удержаться от смеха.
— Давай, идиот. Отвезем тебя домой.
Мы возвращаемся в квартиру в тишине, моя рука в его, пока идем по кампусу. Приближается Рождество, и, как в доказательство этого, с неба начинает падать снег. Температура понижается, а на улицу опускается тишина.
— Останься, — говорит он, вводя код от здания. Честно говоря, на данный момент я чувствую, что мы соседи по комнате. Даже держу запас гигиенических средств в его ванной и кое-какую запасную одежду в ящиках. — Не стоит идти домой пешком по снегу. Дальше будет только хуже.
Я достаю телефон и проверяю время: 2 часа ночи. Да, наверное, будет лучше, если просто останусь. В любом случае, я не в восторге от идеи, что придется идти домой одной так поздно ночью.
— Хорошо, — соглашаюсь я.
***
Я достаю пижаму и прокрадываюсь в ванную быстрее, чем Генри.
В квартире холодно как во льду. Я совершаю ежевечерний ритуал — смотрю на свое обнаженное отражение в зеркале и говорю только приятные вещи. Оно сильно отличается от того, которое было в детстве. Взросление в доме, где родителям все равно, поела ты или нет, оказывает свое влияние.
Я не ожидала, что набор веса произойдет так быстро. Была уверена, что наберу немного больше, если смогу есть три раза в день, но немного сошла с ума от того, что у меня был доступ к еде в любое время дня. Я набрала слишком много и начала по-настоящему плохо относиться к себе.
Но последний год я действительно пыталась остановить это. Заставляла себя быть доброй, когда говорила о собственном теле. И, кажется, это помогло.
Закончив небольшую рутину, я прыгаю в душ и постанываю от того, насколько это приятно. Его насадка для душа намного лучше моей.
— Черт, как приятно, — говорю я вслух, проводя руками по волосам.
— Эмилия.
Я подпрыгиваю и чуть не поскальзываюсь.
— Что?! Господи, ты меня напугал!
Желудок трепещет. Я вижу тень сквозь белую занавеску. Почему Генри здесь?
— Прости, — говорит он с легким смешком. — У меня есть к тебе серьёзный вопрос.
— И это не может подождать, пока я не выйду из душа?
— Не совсем, — говорит он. — Ты помнишь тот поцелуй на школьной парковке? Когда попросила быть твоим первым?
Я делаю глубокий вдох. Такое чувство, словно сердце вот-вот выскочит из груди, а легкие работают неправильно, не давая мне отдышаться.
— Помню, — наконец отвечаю я.
— Ну, мне было интересно. С тех пор у тебя было еще что-нибудь первое?
— Это немного личное, — голос дрожит, я не уверена, к чему он клонит. Тем не менее, тело реагирует. Очень надеюсь, что все идет в том направлении, в котором я думаю.
— Ответь на вопрос, Эмилия, — клянусь, его голос понизился на октаву, я с замиранием сердца наблюдаю, как тень приближается к занавеске. Рука двигается, а ладонь замирает на краю. Я вижу, как кончики его пальцев почти касаются ее.
— Я отступил, — продолжает он. — Понял, что, возможно, слишком опекал тебя в старшей школе, не позволяя никому из парней получить свой шанс, но... — он замолкает, в голосе практически слышится боль. — Мне это не нравится. Не нравится держаться на расстоянии и наблюдать. Не нравится видеть, как ты улыбаешься другим мужчинам. Не нравится видеть, как поддаешься их комплиментам и прикосновениям.