Две недели восстановления, достаточно быстро, на первый взгляд. Но не в том случае, когда ты платишь за каждый день пребывания в лечебнице. Вот они, острые зубы капитализма.
— Сколько должен? — спросил я.
— Ничего уже, расплатились за тебя, — ответил лекарь. — На вот, оденься.
Я принял у него свёрток, накинул рубаху. Для того, чтобы надеть портки, пришлось лечь обратно на лавку. Почти каждое движение причиняло боль. Одежда висела мешком, как на скелете, и я сперва было подумал, что Всеслав одолжил мне свою, но нет, это была моя собственная.
Всеслав выглянул за дверь, кликнул одного из уличных мальчишек, что-то ему сказал. Я не вслушивался в разговор, я был слишком занят простейшим занятием, которое внезапно оказалось сложнее, чем я думал — подтягивал штаны.
Пояс с мечом обнаружился в уголке, и хоть паутиной Кровопийца ещё не покрылся, но тонким слоем пыли всё-таки зарос. Я почувствовал некоторый прилив благодарности к Всеславу, не за то, что он вытащил меня с того света, а за то, что даже не притронулся к моему мечу. Странные выверты сознания, конечно, но такое мы контролировать не в силах.
Рядом с лавкой стоял костыль из узловатой палки, и я неумело опёрся на него, заново привыкая стоять на двух ногах. Боль сразу же дала о себе знать, и я понял, что на ближайшее время она станет моей постоянной спутницей.
— Сейчас твои придут, — сообщил Всеслав, возвращаясь в избу. — Кто-нибудь. Помогут тебе.
— Хорошо. Спасибо, Всеслав, — сказал я. — Я у тебя в долгу.
Лекарь кивнул, почесал где-то в глубине бороды, пошарил взглядом по своим полочкам и ящичкам, а затем протянул мне плошку с какой-то непонятной субстанцией.
— Вот этим мажь, да повязки меняй, — сказал он. — Рану в чистоте держи, ногу пока не утруждай. Потом уже, после Ярилина дня разминай да без костыля ходи помаленьку.
— Это что? — спросил я, кивком указывая на плошку.
— Мазь. Тайная, — улыбнулся Всеслав. — Ты же мне не говоришь, где кровь затворять учился.
— Ладно, — согласился я.
На пороге избушки вдруг появился запыхавшийся Торбьерн, сияющий радостной улыбкой, следом за ним протиснулись Кьяртан и Хальвдан.
— Брат! Очухался! — воскликнул кузен, и я несколько удивился.
Последние пару месяцев он держался максимально отстранённо от меня, предпочитая общество других воинов. А тут вдруг прискакал самым первым. Но радость его была искренней, это я замечал невооружённым глазом, как и радость остальных, так что я улыбнулся в ответ.
— Бранд! Мы уж думали, всё, нового хёвдинга придётся выбирать! — сказал простодушный Хальвдан.
Будто я не знал о том, как некоторые ещё в Ладоге шептались про то, что им не нравится моё командование, что я мал и глуп и накликаю беду на всех.
— Ты как? — единственный из всех поинтересовался Кьяртан.
— Сойдёт, — ответил я, постучав костылём по земляному полу.
Парни наскоро собрали мои пожитки и помогли выйти на улицу. Солнечный свет резанул по глазам так, что пришлось прикрывать их рукой. Там мы попрощались с лекарем, и потихоньку пошли к постоялому двору, на котором разместилась команда.
Я ковылял с черепашьей скоростью, а остальные вынуждены были подстраиваться.
— Давай помогу, хватайся за меня, — предложил Хальвдан.
— Нет, я сам, — отказался я, хотя каждое движение причиняло боль. Даже с костылём.
Пока мы шли, Торбьерн и Кьяртан наперебой докладывали обо всём, важном и неважном. Как подрались Олаф и Лейф, сколько пришлось потратить на лекаря и проживание, как им пришлось перебраться в чуть менее дорогое место, и так далее. Информационный шум, из которого лишь иногда удавалось вытащить полезные сведения.
— Хререк что сказал? — спросил я.
Больше всего меня волновало именно это. Как ни крути, но мы с Эйриком учинили драку прямо посреди улицы, наплевав на прямой запрет князя.
— О, князь был в бешенстве! — живо воскликнул Торбьерн.
— Он даже сюда приходил, его Всеслав за порог выставил, — вставил Кьяртан.
— Рвал и метал, — добавил Хальвдан.
Я тяжело вздохнул. Кажется, мне скоро предстоит очень неприятный разговор. Проще, наверное, самому заявиться пред светлы очи новгородского князя. Никакого раскаяния, разумеется, просто и доступно объяснить ему, что именно произошло и почему. Хотя возможность наказания ощущалась буквально кожей. Ни одному генералу не понравится, если два его подчинённых поубивают друг друга.
В какой-то момент пришлось даже остановиться и передохнуть, простая пешая прогулка оказалась для меня гораздо сложнее, чем я предполагал. Новгород за время моего вынужденного отдыха заметно изменился, причём в лучшую сторону. Вновь на улицах появились торговцы, стучали топоры и молотки, кипела работа. Город восстанавливался изо всех сил, и новые люди прибывали с севера почти каждый день.