Машрум уже забрали, поэтому успокаивать себя приходилось самой. Да и Меррелейн куда-то подевалась вместе с оставшимися детьми. Её разум был затуманен, в висках отдавало лёгкой болью и в горле стояла тошнота, а после такой истерики ещё и приходилось отделываться головокружением. Едва-ли она могла что произошло касательно её группы. Не было ни боли, ни ужасающего страха как в лесу, когда она смотрела на своего друга. Не было сил начать кричать или даже упасть и разрыдаться – абсолютнейшее ничего и пустота в голове. Мэйшес смотрела на всё вокруг, находясь в состоянии сонливой апатии – примерно в таком же состоянии она пребывала, когда пришло осознание того, что её маму уже не вернуть.
– Я обещаю, – с улыбкой сказала ей инспектор, глядя в глаза, пытаясь втереться в доверие, – ты сама вправе будешь решать, но прежде ты должна будешь поговорить с психологом, хорошо?
Малышка, немного отходя от подавленного и уставшего состояния, кивнула ей в ответ. Она пыталась внушить себе уверенность в словах инспектора, несмотря на то, что сквозь помутнение в ее голове, на задней стенке рассудка, кто-то велел ей бежать.
Пройдя пару метров вместе с работником полиции, они очутились у двери, выше которой красовалась вывеска «Психиатрический диспансер №1». Инспектор позвонила в дверной звонок. На крыльцо вышел толстый двухметровый санитар, одетый в бледно-зелёную врачебную форму и поправляющий свои очки, которые ещё больше полнили его физиономию.
– Проходите, проходите – произнёс мужчина, наклоняясь к девочке и приглашая их внутрь. – Садись, читай документы, подписывай, отвечай на вопросы.
Он сел за стол и с холодным выражением лица начал доставать какие-то бумаги, раскладывая их перед Мэйшес. Рядом сидела женщина в белой форме и с медицинской шапочкой на голове, являясь вторым санитаром, который сидел на входе, куда в первую очередь доставляли пациентов. Она задавала достаточно банальные вопросы по типу какие у тебя отношения с матерью, росла ли ты в полной семье, с кем ты любишь дружить, какой ты считаешь себя по характеру и т.д., на которые Мэйшес, опять же, отвечала в прошлый раз будучи у врача. Внезапно, у маленькой леди сильно-сильно заколотилось сердце. Она почувствовала, что что-то не так. Будто вновь проснулось чувство, которое снова велело ей бежать и заставляло её предпринять какие-то попытки получить спасение. Она поглядела на другой вход, который вёл уже в сам корпус клиники. Оттуда вышел фельдшер с большим чёрным пакетом и сменной одеждой, комплект которой составлял лишь единственный хлопковый тоненький халатик, несмотря на то, что в таком вряд ли будет тепло в холодных стенах огромного помещения.
– Дайте мне позвонить тёте, я должна сообщить ей, где я нахожусь – сидя на кушетке высказалась девочка инспектору детского сада, которая на входе попросила подержать вещи у Мэйшес, пока та заполняла документы. – Я помню её номер наизусть – сказала она санитарам, надеясь, что ей все-таки дадут совершить звонок.
– Мы вынужденно госпитализируем тебя, ты же не в порядке – возразила санитарка, переключив своё внимание с бумаг на девочку. – Когда мы приехали, ты так билась в истерике нависая над своим другом, который был без сознания, а что ты будешь делать без нашей помощи, в таком состоянии? – женщина чуть повернула голову набок и придурковато уставилась на Мэйшес.
– Вы же обещали, – рассудительно обратилась девочка к инспектору детского сада, – скажите ей!
– Извини, Мэйшес, я ничего не могу поделать. Разве ты не видишь, как тебе нужна помощь? На тебя многое навалилось! – озадаченно уклонилась инспектор, с неким упрёком смотря на девочку – Разве ты не видишь, что с тобой не всё в порядке? Разве ты бы не хотела вылечиться?
Мэйшес промолчала, вновь пытаясь сдержать слёзы от какой-то странно возникшей обиды. Пусть она и не совсем понимала от чего она. Да и вообще, хочет ли она вновь разрыдаться из-за Азриэля или из-за нелепого отношения к ней взрослых людей? Маленькая леди понимала, что спасения ждать не от кого, а значит, все свои проблемы придётся решать самостоятельно, не рассчитывая на помощь снаружи. Разве что тётя, как можно скорее заподозрит неладное – это и было её последней надеждой. Вопрос лишь в том, когда та объявится? Ведь ей даже не давали связаться с ней, а устрой она скандал – последствия непредсказуемы. Разумом потихоньку завладевал животный страх, который она стремилась подавить, в попытке сохраняя остатки трезвости и ясности ума.