Правительственное сообщение о смерти в ночь на 31 октября от паралича сердца после операции председателя Реввоенсовета М. В. Фрунзе имело эффект взорвавшейся бомбы. В связи с внезапной кончиной сорокалетнего полководца по Москве поползли глухие слухи. Обильные публикации в газетах — довольно туманное заключение об операции, беседа с профессором Грековым, участвовавшим в операции, а также воспоминания друзей и соратников, протоколы обеих консультаций у постели больного — должны были развеять сомнения и дать исчерпывающие ответы на возникшие у общественности вопросы. Но слухов от этого не поубавилось — опубликованные материалы были противоречивыми и еще больше усиливали подозрения.
Как и описывается в «Повести непогашенной луны», операция выявила ее ненужность. Профессора увидели, что язва зажила, на ее месте они обнаружили небольшой рубец — свидетельство результативности консервативного способа лечения. И тем не менее они продолжали операцию. «Можем ли мы упрекнуть бедное сердце, — красиво живописал Михаил Кольцов, — за сдачу перед шестьюдесятью граммами хлороформа, после того, как оно выдержало два года смертничества, веревку палача на шее».
Надо ли было продолжать операцию, когда обнаружилось, что больной плохо засыпал, наркоз на него действовал слабо? Тем более убедившись, что язва зарубцевалась? Это невероятное для опытных врачей решение можно объяснить только давлением извне — такова точка зрения известного историка Роя Медведева. Он приводит такой аргумент: вопрос о болезни Фрунзе обсуждался даже на Политбюро, причем именно Сталин и Ворошилов настаивали на проведении операции.
Случайно-нелепой или скрыто-загадочной была смерть полководца?
«Обстоятельства, связанные с неожиданной смертью М. В. Фрунзе после сравнительно несложной операции, а также крайне путанные объяснения врачей, проводивших эту операцию, вызвали недоумение в широких партийных кругах, — пишет Р. Медведев. — Иваново-вознесенские коммунисты требовали даже создать специальную комиссию для расследования причин его смерти. В середине ноября 1925 года под председательством Н. И. Подвойского состоялось также заседание правления Общества старых большевиков по поводу смерти М. В. Фрунзе. На это заседание был вызван нарком здравоохранения Н. А. Семашко. Из доклада Семашко и его ответов на заданные вопросы выяснилось, что ни лечащий врач, ни проф. В. Н. Розанов не торопили с операцией и что многие участники консилиума не были достаточно компетентны. Все дело шло не через Наркомат здравоохранения, а через Лечебную комиссию ЦК, во главе которой имелись люди, о которых Семашко отозвался весьма неодобрительно. Выяснилось также, что перед консилиумом В. Н. Розанова вызывали к себе Сталин и Зиновьев. От Семашко же стало известно, что уже во время операции от слишком большой дозы наркоза возникла угроза смерти Фрунзе на операционном столе…»
Правление Общества старых большевиков после обсуждения этого вопроса в своем решении подчеркнуло безобразное отношение к старым большевикам. Было даже условлено довести это решение до сведения съезда партии. Но на очередном XIV съезде, который состоялся в декабре 1925 года, вопрос об обстоятельствах смерти Фрунзе не обсуждался.
Б. Бажанов был не прав, утверждая, что после кончины Фрунзе его жена покончила с собой. Она умерла через год от туберкулеза, от которого лечилась в Крыму, когда мужа увезли на операцию. Скорбную весть ей доставил специально посланный в Крым адъютант Фрунзе Сиротинский, с которым она приехала в Москву на похороны.
Последнее желание полководца о захоронении его в Шуе было доложено генсеку. Однако он распорядился по-иному: похоронить у Кремлевской стены.
Не по своей воле лег Фрунзе на операционный стол, лишившись жизни. И после смерти им продолжали распоряжаться другие.
Часть 4
Шел под красным знаменем
Дважды похороненный. — Гроб на заводском дворе. — Что установила эксгумация. — Стреляли свои. — Миф о железнодорожной будке. — Куда потянулись нити. — Кому была выгодна его смерть