— Некоторые истины ты видишь в одно мгновение, но о некоторых ты только думаешь, чтобы подвергнуть сомнению годы спустя.
Он не ответил на ее вопрос, и она схватила его за рукав, прежде чем он успел уйти.
— Даркен, — огрызнулась она.
— Я никогда не должен был этого делать, — сказал он с отвращением. Он повернулся и оттолкнул ее руку, скривив губы, но не скрывая конфликта в своем взгляде.
Они разваливались, теряя контроль над собой, и Кэлен следовало отойти в сторону. Вместо этого она протянула руку, обхватила его шею ладонью и прижалась губами к его губам.
Как всегда, когда они соприкасались, была горечь. Но была и честность, и жар, который был не просто чистым адреналином. Это было неправильно, как всегда было неправильно, и все же, когда Даркен поцеловал ее в ответ, Кэлен притянула его ближе. Возможно, это был просто инстинкт выживания. Может быть, это было что-то хуже.
Его руки скользнули вокруг ее талии без малейшего колебания, и она могла слышать, как страсть заставила его дыхание сбиться в поцелуе. Он хотел ее. И она хотела его прямо сейчас, даже если сомневалась, что когда-нибудь снова захочет. Матери-Исповедницы должны быть выше порывов. Но правила Исповедницы привели ее только к гибели. К этому. Она возьмет все, что сможет.
Они никогда раньше так не целовались. Горячий, близкий, когда она дергала его за волосы, а он прижимал ее к своей груди. Сердце колотилось, все чувства и желания обнажились. Она никогда не ожидала, что возжелает его, но она хотела, чувствуя покалывание в своих конечностях от того, как его руки ласкали ее спину.
Он застонал, горловой звук, от которого между ее ног образовался жидкий жар, и она выгнула свою грудь против его. Ее рот открылся, позволяя ему войти, ее пальцы глубже вплелись в его темные волосы, когда он поцеловал ее. Это был поцелуй, который мог сжечь ее душу в прах.
Через мгновение Даркен прижал ее спиной к стене, без колебаний завладев ее ртом, уперев руки в бедра. Кэлен не могла не застонать и закрыть глаза, обняв его за плечи. Если бы только другой мужчина жил в этом теле… Если бы только она могла исповедовать ему, чтобы он мог быть тем мужчиной, которого она хотела… Но тогда их здесь не было бы. И она не могла отрицать, что отчасти это желание исходило от эмоций, в которых она не хотела признаваться.
Ее руки лихорадочно расстегивали застежки на его мантии, желая большего, чем поцелуй, если она собиралась сдаться дьяволу. Даркен сделал то же самое, дергая и разрывая ее шнурки, чтобы снять с нее платье. Кэлен видела звезды, пока они не разорвали поцелуй, и она, задыхаясь, провела руками по его груди. Теперь пути назад нет, сказало ей тело. Вся она стремилась принять это запретное удовольствие как свое собственное.
Его горячее дыхание обжигало ее шею, заставляя ее кожу покалывать, а его руки одновременно жадно и собственнически ласкали ее кожу. Кэлен немного споткнулась о платье, когда они подошли к кровати, и он поймал ее за талию и наполовину швырнул на матрас. Прежде чем она успела отдышаться, он был над ней, и она стонала и впивалась руками в его плечи, жаждая большего, как он целовал ее в шею.
Она искала шнурки на его брюках, наконец развязала их, чтобы стянуть с его бедер. Как только они были сняты, она наполовину оседлала его, наклонившись, и волосы упали ему на лицо. Его рот был на ее груди, голодный, каким он никогда не осмеливался быть с ней раньше. Это послало острые ощущения удовольствия вверх по ее позвоночнику.
— Кэлен, моя королева, — пробормотал он, затаив дыхание, притягивая ее бедра к себе.
— Даркен, — она поймала себя на том, что тяжело дышит, ее голос сорвался, когда она, наконец, почувствовала его внутри себя, и все логика была потеряна в физическом ощущении.
Желание командовало ею, и она ехала на нем, пока удовлетворение не пронеслось сквозь нее, как теплый ветер, и она вскрикнула и даже не заметила, когда наступило его собственное освобождение.
Кэлен лежала на его груди после того, как они закончили, задыхаясь, и закрыла глаза, чувствуя толчки освобождения. Ее тело чувствовало себя хорошо, все ее напряжение ушло на страсть, и она не позволяла себе думать ни о чем другом из страха, что возненавидит себя.
========== Часть 8 ==========
Она была беременна. Опять. Кэлен не знала, смеяться ей или плакать. В течение нескольких недель она не признавалась себе в этом, но когда ее вытошнило завтраком в холле за пределами Зала Совета, она стиснула зубы и приняла его.
— Вы хотите избавиться от ребенка? — спросила акушерка шепотом, хрустя костяшками пальцев.
Даркен никогда бы не узнал, если бы она решила. Кэлен не нужно было рожать еще одного ребенка. Сначала ей нужен был только один, а они привнесли еще больше хаоса в трудную по своей природе жизнь. Нервно поглаживая пальцами живот, она прикусила внутреннюю часть губы. Акушерка терпеливо ждала.
— Нет, — наконец сказала Кэлен. — Я оставлю. — Это было самое эгоистичное решение, которое она когда-либо принимала, даже включая ночь зачатия. «Я просто хочу обнять еще одну дочь и забыть, что у меня впереди еще пятьдесят лет игр и лжи.»
Когда она нашла его, Даркен Рал стоял в одиночестве на балконе, закат окрашивал его темную мантию в темно-малиновый оттенок. Город мирно лежал внизу, спускаясь по обрыву геометрическими улицами. Их царство. Кэлен подошла и встала рядом с ним, их рукава не касались друг друга. Он не заметил ее присутствия; она не смотрела на него. Они не встречались взглядами уже месяц, с тех пор, как она заснула в его объятиях, слишком уставшая, чтобы думать об удовольствии, которое они только что разделили.
— У тебя есть жалобы? — спросил он сухо-пустынным тоном, заметно сжимая край балкона.
— Я беременна.
Мгновение, а потом он рассмеялся, коротко и едва слышно.
Теплый ветерок развевал ее волосы через плечо, и Кэлен сплела в них пальцы, не зная, что сказать дальше.
— Дети будут довольны, — наконец сказал он.
Он не сказал, что разделяет эту точку зрения. Но она предполагала, что если бы он этого не сделал, он бы сказал что-нибудь.
— Полагаю, теперь у тебя есть. Семья, которую ты хотел. Надеюсь, факсимиле тебя удовлетворит. — Сжав губы, она слегка повернулась, чтобы уйти. Даркен поймал ее руку, пальцы скользнули от предплечья к запястью. Он был близко, в нескольких дюймах от ее лица, и она не осмелилась поднять глаза.
— Я не готов к тому, чтобы ты ушла, Кэлен, — пробормотал он. — Тебе больше нечего сказать по этому поводу?
— Больше нечего сказать, Милорд. — Слова прозвучали почти шепотом. Легкий рывок ее запястья, и его прикосновения больше не было на ней, но ее сердце все еще ускорило свой ритм.
— Даркен.
Она втянула воздух и подняла глаза прежде, чем смогла удержаться. Он был слишком близко, глаза слишком пронзительны.
— Меня зовут Даркен. Я желаю, чтобы ты всегда использовал его. — С тщательно непроницаемым выражением лица он поднял пальцы, чтобы коснуться ее подбородка.
Кэлен резко сглотнула, жалея, что не может просто вздрогнуть от прикосновения. Его увлечение ею довело ее до безумия, но не так, как она думала. Так много лет с тех пор, как она видела кого-то еще, о ком она заботилась, и так много лет до этого с тех пор, как у нее был кто-то, кроме ее сестры, кто не боялся прикасаться к ней. Но он пытал людей этими руками. Он баюкал и их детей, но Кэлен не могла забыть обо всем остальном. Как она могла принять такую нежность?
— Я устала, Даркен, — прошептала она, когда он выглядел так, будто вот-вот поцелует ее.
Это остановило его, даже если бы он знал, что лучше не верить таким словам. Но, как всегда, он никогда не говорил этого вслух. Больше лжи. Ей нужно было поцеловать своих детей на ночь, чтобы снова почувствовать себя хорошо. Чтобы чувствовать себя собой.
Когда она ушла, сложив руки по бокам, ей в голову пришла дикая мысль, что она так и не поняла, кто она такая.
***
Это была уже не игра. Никогда еще ложь не поглощала его спокойствие, как в этот раз, ложь о том, что ему все равно. Будь то в его политике обустройства тронного зала, в детской, наблюдающей за тем, как его дети играют в доме и на войне, в его спальне, избегающей всего важного с женой, или в храме Морд’Сит, окруженное криками эйджилов, рекрутов и негодяев — где угодно и когда угодно, Д’Хара занял первое место, семья — второе, а Кэлен — третье. И он даже не был уверен, что теперь она не просто слилась с семьей.