— Ты будешь спорить? — спросила она, и это было бы смело, если бы ее глаза не были такими жесткими.
Его кровь пульсировала, и он чувствовал ее вкус на своих губах. И все же он был осторожен, всегда осторожен, и шесть лет холода от нее только добавили к этому.
— Это порыв. Ты пожалеешь об этом.
Глаза Кэлен сузились, вспыхнув, и она передвинулась на него так, что ее бедро затерлось между его ног, вызывая его возбуждение.
— Это мой выбор, Даркен, — сказала она тоном, не допускающим возражений. Затем она высвободила свои руки из его хватки и снова поцеловала его.
Он ответил на поцелуй со всем желанием, которое он держал, чтобы выпустить. Подозрения, и горе, и усталость были забыты. Он отдался похоти, жару, трению и тяжелому дыханию, смакуя каждое малейшее движение, которое она делала, когда его охватило желание. Застонав, он отдал всего себя соединению с ней. К тому времени, как она выгнулась в кульминации, он забыл обо всем остальном мире, а через несколько секунд потерялся вместе с ней.
Она долго лежала наполовину под ним, все еще переводя дыхание. Запах пота, секса и удовлетворения окружил их облаком, и Даркен положил голову ей на грудь и глубоко вдохнул. Кэлен снова и снова запускала пальцы в его волосы, и он не смог сдержать низкий звук.
Странно было, как долго они лежали молча, сплетаясь вместе. Горе добавляло к новой странности приступ не совсем счастья, но блаженного покоя, который был в каком-то смысле так же хорош, как и счастье. Не было никакой неловкости, когда они наконец уснули в объятиях друг друга.
Кэлен не была беременна на следующий день, это она могла сказать по дару Исповедницы. В ту ночь они снова были вместе, и снова он дал волю своей страсти, когда она отпустила свою, и к концу простыни превратились в спутанный беспорядок. Она заснула, прижавшись лицом к его шее.
Прошла неделя, прежде чем она зачала, и Кэлен каждую ночь была в его постели. Это была почти привязанность, почти соблазнение, и все же нечто большее, чем и то, и другое. Любовь, пусть и извращенная, свела их вместе.
Даркен не хотел этого. Но теперь, когда она у него есть, он не собирался отказываться от нее. На этот раз, четвертый с момента их брака, когда она сказала ему, что наконец-то беременна, он прижался к ее губам. Она ответила на поцелуй, мягко, и на этом все.
========== Часть 10 ==========
Лунный свет отражался от шелковых простыней и делал их похожими на лед. Кэлен чувствовала, как сквозняк проходит через открытый подоконник и ползет по кровати к ней, как будто сама луна хотела вторгнуться в комнату. Но теплая грудь Даркена Рала была у нее за спиной, его широкая рука покоилась около ее груди, почти прямо над ее сердцем. Кэлен не вздрогнула ни от сквозняка, ни от чего-то еще.
— Каков был твой план? — спросила она, проводя кончиками пальцев по сухожилиям на его руке. Когда-то она была Матерью Исповедницей, которая ничего не спрашивала, когда не могла быть уверена в истинности ответа. Теперь Кэлен задавалась вопросом, насколько важна правда.
— Я не понимаю вопрос.
— Тебе нужны были шкатулки Ордена. Когда они, наконец, оказались вне твоей досягаемости, ты посмотрел на меня, даже несмотря на то, что заставил меня носить радахан. Я ненавидел тебя, но ты все равно выбрал меня. Почему?
— Разве ты не догадалась, после почти семи лет? — В его тоне была легкая насмешка, высокомерие, которое она ненавидела. Стиснув зубы, Кэлен сопротивлялась желанию оторваться от него.
— Я совсем не такая, как ты, как ты можешь ожидать, что я пойму такой ум, как твой.
— Не лги… — Он прижался губами к изгибу около ее уха, и против ее воли это вызвало легкую дрожь желания по ее спине. — Кэлен, ты не меньшая загадка, потому что притворяешься хорошей. Ты такая же сложная, как и я. Ты и я… Мы танцуем в одной и той же темноте. Я больше не могу отвести глаза от тебя, так же, как я мог бы отвести взгляд от своего собственного отражения в зеркале.
Кэлен пришлось резко сглотнуть, чтобы сердце не подскочило к горлу. Ее рука скользнула к животу, где только начал расти их четвертый ребенок.
— Я совсем не похожа на тебя, Даркен, — повторила она.
Тщетно. Все это было напрасно. Его слова испугали ее, потому что они были правдой, как слишком часто они были правдой в эти дни. Какая польза от правды; Даркен Рал заставил ее поверить в эту максиму, и даже жизни на посту Исповедницы было недостаточно для защиты. Каждый день, проведенный с ним, заставлял ее принимать еще один маленький поворот и еще одну темную трещину на пути к белоснежному совершенству, к которому она стремилась. Идеалы не могли выжить в этом Дворце.
— План не имеет значения, — сказала Даркен после того, как она почти забыла заданный вопрос. Губы прижались к ее горлу, жар грозился оставить след на ее плоти.
И все же это утешало. Ложь была такой же утешительной.
— И сейчас? — спросила она едва слышно.
— Мир. Семья. Старость. — Он наполовину рассмеялся. — Что еще можно просить?
Ирония не ускользнула от Кэлен. И все же она не могла не прошептать с неохотной правдой:
— По крайней мере, мы разделяем эту цель.
Он снова поцеловал ее в шею, и она могла прочесть без дара Исповедницы, что он имел в виду, и многое другое , но она закрыла глаза и не позволила этому причинить ей боль. Как бы то ни было, он был ее союзником. Враг во всех других жизнях, но союзник в этой.
Кэлен повернулась в его руках, ее глаза были закрыты, когда ее рука погладила его шею, и она поцеловала его. Сила, с которой он ответил на поцелуй, ощущения щетины на ее щеке и то, каким был его пульс под ее кончиками пальцев, когда он отвечал на поцелуй, вызывали в ней запретные ощущения. Он был человеком, который, казалось, был рожден, чтобы пробуждать желание, а она была вором в ночи, крадущим удовольствие и комфорт, пока эта жизнь не подошла к концу.
***
Разлад проскальзывал под его оборону быстрее, чем он мог отбросить его назад. Даркен Рал никому не сдавался, но в этой ситуации не было ничего личного. Союз Мидлендса и Д’Хара дрожал, один резкий ветер заставил бы все рухнуть и рассыпаться всему в прах.
— Ваша королева может носить радахан, но что насчет ее детей? — прямо в лицо спросил посол из далекой провинции. — Мы все слышали, что старшая обрела силу. Скольких членов вашей семьи она скомпрометировала?
Даркен мог бы перерезать человеку горло от уха до уха, если бы захотел. Но он достаточно сдерживал себя, приближаясь к послу, пока не смог надежно схватить его за горло.
— Чья королева, лорд Алджернон?
— Ваша… — Глаза мужчины внезапно стали жучьими, отвратительными.
— Ваша королева, — сказал Даркен резким, тихим тоном. — Королева Д’Хары и королева Мидлендса. И наши дети тебя не касаются. — Странно, как он почти ненавидел себя за желание убить эту досаду. Сейчас это казалось таким бесполезным желанием.
— Д-да, мой Лорд Рал. — Горло внезапно освободилось, лорд Алджернон тяжело сглотнул и склонил голову.
Слова вряд ли были источником какой-либо проблемы. Даркен сжал руку и вздохнул.
— Докладывайте, госпожа Далия, — сказал он, как только посла выпроводили за дверь.
— Он только первый, милорд. Самый раздражающий, но и самый резкий.
— И ты думаешь, у него есть причины жаловаться?
На мгновение в зале воцарилась тишина, и Даркен повернулся, чтобы посмотреть на свою первую Морд’Сит. Она подняла бровь, глаза потемнели, когда она тщательно обдумывала его вопрос.
— Милорд, — сказала Далия, — есть причина, по которой ваши Морд’Сит не считают за честь охранять ясли ваших детей, за исключением Гарена. Исповедницы опасны, а непредсказуемые дети — тем более. Королева представляет из-за этого опасность, даже прикованная радаханом.
Несмотря на всю логику ее речи, пальцы Даркена дернулись, и ему хотелось, чтобы они все еще были на горле лорда Алджернона.