— Ты была близка с ней, — пробормотала Кэлен, собирая кусочки воедино. Она почти потянулась к другой руке Далии, задаваясь вопросом, какая женщина может привлечь внимание и сестры, и Лорда. Почти… Но, если честно, это не был по-настоящему интимный момент.
— Если бы не лорд Рал, она была бы моей парой, — неожиданно сказала Далия, хотя ее глаза не встречались с глазами Кэлен. — И лорд Рал может не признавать этого, но он скучает по ней. Он любит тебя, он не лжет, но я знаю, что он никогда не считал то, что произошло на Западной Грантии, полной победой.
Женщины какое-то время сидели молча, затем Кэлен кивнула и выпрямилась. Эта информация могла быть чем-то, что Даркен признал бы ей, если бы она спросила, но иногда она никогда не знала, как спросить.
— Ты удовлетворена? — спросила Далия через несколько мгновений.
Кэлен слегка улыбнулась ей.
— Да, полностью. Спасибо.
Веселье отразилось на лице Далии в ответ на благодарность, но она кивнула в ответ, прежде чем встать, чтобы уйти.
Мало-помалу, год за годом, Кэлен выясняла историю, в которой оказалась замужем. Жизнь записала ее куда-то после того, как все было установлено, но она будет рядом до конца.
***
Если и было что-то, в чем Даркен никогда не сомневался, так это любовь к своим детям. «Это не значит», сказал он раздраженной няне, «что он хочет быть их главным смотрителем.» Но так как Кэлен лежала в постели с легкой лихорадкой, а Николас был слишком молод, чтобы понять, что ему пора ложиться спать, каким-то образом Даркен оказался с пускающим слюни кричащим комочком младенца на руках.
Жизнь иногда во сне была приятнее, чем наяву.
К его облегчению, Николас легко успокоился. Пока Даркен качал его и продолжал говорить, мальчик неподвижно лежал у него на руках и просто смотрел. Это может быть задачей, но было своего рода удовлетворение. У него была власть — нет, влияние — на людей, которых он больше всего хотел в своей жизни.
Однако он отвел Николаса в свой кабинет и зачитал вслух военные сводки вместо того, чтобы говорить словами, понятными сыну. Ребенку было все равно, и он продолжал смотреть на своего отца тем, что однажды станет хищным взглядом.
Работа и семья в одном мгновении. Даркен гордился своей нынешней жизнью. Гордый и благодарный, и впервые за много лет безразличный к тому, изменился он или нет.
Не имело значения, стал ли он теперь «лучше». Он был более доволен, и это имело значение.
Поэтому, когда Далия подошла, чтобы спросить, не нужно ли ему что-нибудь, он проигнорировал легкую ухмылку на ее лице при виде лорда Рала, обнимающего младенца. Это не ее дело, и то, что творится у нее в голове, его не касается.
— Ты понимаешь, сынок, что некоторые из этих отчетов твои? — Даркен поймал себя на том, что нахмурился, переключаясь на комментарии вместо простого чтения. — Само твое рождение угрожало миру в моем королевстве. Такой маленький для такого нарушитель спокойствия.
Николас моргнул и пососал большой палец.
— Напрашивается вопрос, можно ли считать детей невиновными, — размышлял Даркен. — Я решил, что они считаются, когда дело дошло до тебя. Было ли это ошибкой или нет… Мы увидим. В общем, я предпочитаю высказываться на стороне логики, а не сантиментов, несмотря на то, что твоя мать продолжала… — Он умолк с небольшим шумом, наполовину разочарование и наполовину смирение. — Ты еще можешь погубить всех нас, Николас Рал.
Одна крошечная рука обхватила кнопку Даркена и потянула, когда Николас издал булькающий звук.
Даркен вздохнул, протянув Николасу маленькое пресс-папье, чтобы пощадить его мантию. Дети могут быть таким неудобством.
— Радуйся, что твое лицо внушает любовь и защиту, сынок. И надейся, что твой отец сохранит страну нетронутой, несмотря на твое присутствие.
Еще одно восстание в еще одной провинции. Еще один, и он предложит официальное заявление Кэлен. И если это не сработает… Даркен, честно говоря, не знал, что он будет делать дальше. Игра благожелательного лидера была в какой-то степени эффективной, но что случиться, когда придет неудача?
Неудачи всегда приходили, поскольку закат всегда следовал за яркими днями, но на этот раз Даркен пошел к ней другим путем. Он не знал, что лежит за пределами дипломатии и человечности, когда массы снова прибегли к невежеству и эгоизму.
— По крайней мере, если я потерплю неудачу, ты не возненавидишь меня, — пробормотал Даркен себе под нос в сторону Николаса, подписывая очередной приказ о мягком доброжелательном руководстве, — не так ли.
Его сын лишь полуулыбнулся и махнул рукой.
***
То, что было дневной легкой болезнью Кэлен, обвилось вокруг Даркена, как скрюченные руки, и отказывалось отпускать. Она едва выздоровела, но этого было достаточно чтобы заметить блеск его перегретой кожи, в то время как весь остальной Дворец дрожал в перчатках и шерстяных одеждах. Недолго думая, она потребовала, чтобы он остался в постели.
Это была тяжелая битва, как она и знала еще до начала. Даркену не нравилось, когда ему говорили, что делать, и он плохо принимал советы. Раздражение переросло в ярость, когда она отказалась сдаться и схватила его за бицепс, чтобы он не вышел из комнаты. Его ярость, почти слепая, причинила бы ей боль или напугала бы ее, если бы она не почувствовала слабость его мускулов. Но потребность в контроле и ненависть к тому, чтобы отдать его другому, на этот раз сделали его только наполовину дураком. Кэлен отказывалась отпускать. Даркен сделал паузу, чтобы перевести дух между гневными проклятиями, и вместо того, чтобы продолжить, опустился на кровать. Голова его ударилась о подушку и не поднималась ни ночь, ни день.
Мир остановился без лорда Рала, и это могло быть попыткой убийства. Далия едва не вывернула Кэлен руку, чтобы она заговорила с людьми — резко, твердо, уверенно. Это было все, что нужно было увидеть Д’Харе и Мидлендсу, и все, с чем Кэлен не могла справиться в то время. Однако она сделала все возможное.
Кэлен вернулась, спустив маску, к постели мужа, пока он спал. Он проснулся, чтобы хрипло попросить воды, но едва выпил стакан, прежде чем снова заснуть. Ночь проходила час за часом, и Кэлен наблюдала, как лихорадка овладевает лицом Даркена с серо-бледной кожей, потом и неестественным румянцем. Его тело обмякло от истощения, кожа была горячей, как огонь, хотя окна комнаты были усеяны кристаллами льда.
Через несколько часов жар достиг своего апогея, и он начал метаться, его глаза были дикими из-под закрытых век. Кэлен знала, что любит Даркена Рала — она знала это несколько месяцев, охотно приняла странную правду — но то, что она увидела его уязвимым, поразило ее, что такое любовь. Даже после всей боли и тьмы, которые он причинил, она больше не могла видеть, как он страдает. Когда его рука случайно дернулась в какой-то галлюцинации, Кэлен сжала ее в своей и держала на коленях.
— Кэлен, — прошептал он голосом, похожим на ветер пустыни, горячий и сухой.
— Я здесь, — пробормотала она в ответ, нежно сжимая его руку.
— Ты — и Госпожа Далия — охраняете мое королевство.
Кэлен вздохнула, но ненадолго.
— Ты не единственный, кто заботится о королевстве. У нас все в под контролем. Не недооценивай меня, муж.
Гримаса исказила его бледное лицо, как будто он был болен не только лихорадкой.
— Муж. Это издевательство. Я требовал от тебя издевательства, а ты мне его дал.
Не понимая, Кэлен положила другую руку на его руку.
— Даркен?
Веки тяжелые, глаза затуманенные, он, казалось, лишь наполовину осознавал ее голос бессвязный и насыщенный темными эмоциями.
— Я хотел тебя любым способом. Я дал тебе выбор, но ты была права, ненавидя меня. Я никогда не должен… — Его голос оставил горький шлейф, постепенно затихая. Кэлен наклонилась ближе, нахмурив брови.