— Даркен, ты извиняешься за то, что заставил меня выйти за тебя замуж? Она любила Даркена, но не верила, что он способен сожалеть… Пока.
Он открыл глаза, обнажая лихорадочный водоворот в них, и встретился с ее глазами. В этом взгляде смешались такая тоска и ненависть к себе, что слова, шепчущиеся, были излишними.
— Я хочу сожалеть об этом.
Кэлен сидела, молча, много долгих мгновений. Лихорадка охватила его и развязала язык, но не могла заставить его солгать. Она сознательно связала свое сердце с темным и извращенным сердцем, но всегда верила в искупление. Надежда всегда была здесь, пусть и слабая и долговременная. Однако перед ней был намек на это, и она не знала, что делать.
Наконец, с глазами, мокрыми от беспокойства и слез, она пробормотала свой ответ лихорадочному мужчине, который все еще смотрел ей в глаза.
— Наш брак был неправильным в начале, но я простила это. Теперь все изменилось. — Он покачал головой.
— Ты сошла с ума. Ты была здесь слишком долго.
— Я сумасшедшая не больше, чем ты, — ответила Кэлен, сжав губы. — Ты не смог бы сломить меня, Даркен Рал, даже если бы у тебя была дюжина жизней. Мы менялись вместе, но я никогда не сходила с ума.
Даркен уставился на нее, и если он и понял, то ничего не сказал. Кэлен не могла возражать, поскольку даже она не была уверена, что полностью все понимает. Но когда его глаза снова закрылись, она положила руку ему на сердце. Его собственные вытянулись, даже в лихорадочном сне, и переплелись с ее.
***
Даркен не знал, как долго его тело было измучено болезнью, и он лишь мимолетно осознавал обеспокоенные голоса вокруг своей постели. Слабость застала его врасплох, но помощи уже не было.
Когда лихорадка в конце концов спала, он почувствовал, что его тело начало исцеляться. Прохладный сон без сновидений снова крепко окутал его ночью, и он проснулся так, как будто никогда и не болел.
За исключением странного тепла рядом с ним. Он нахмурился и открыл глаза, но это была всего лишь Арианна в фланелевой ночной рубашке, свернувшись калачиком рядом с ним в дремоте. Какой тонкой была нить его жизни, если безопасность вокруг него была такой слабой. Разочарованно вздохнув, он откинулся на подушку.
Арианна мгновенно проснулась.
— Отец?
— Почему ты не в детской? — возмутился Даркен.
— Мама сказала, что мне нужно подождать, пока ты выздоровеешь, прежде чем я смогу задать свой вопрос, — объяснила семилетняя девочка, даже не пытаясь пристыдиться, — но никто не знал, когда это произойдет, поэтому я сэкономила время и просто ждала здесь. — Она улыбнулась торжествующей радостной улыбкой и сжала его руку.
Ее глаза были одновременно его и Кэлен, и Даркен поймал себя на том, что спрашивает:
— Какой вопрос? — Арианна глубоко вздохнула.
— Мне нужен эйджил.
Напрягая позвоночник, Даркен ответил с резкостью покровителя:
— Абсолютно нет. Если госпожа Гарен хотя бы подпустит тебя к одному из них, я выпотрошу ее тупой ложкой.
— Ну, я уже коснулась ее, но это не вина Гарен. — Его дочь нахмурилась, скривив нижнюю губу в мрачном протесте. — Я сделала это, когда она не смотрела, и я действительно плакала, но она все равно ударила меня.
Теперь Даркен понял, что Гарен обучал свою дочь тому, как должен вести себя надлежащий Рал, и переоценивал способность Морд’Сит обращаться с детьми, которых нельзя было сломить. Ярость и страх смешались в его животе, и его пальцы дернулись, чтобы ранить Гарена за то, что он осмелился прикоснуться к его дочери.
— Ты не можешь убить ее, отец! — Арианна вдруг запротестовала, уловив угольно-черный гнев в его глазах. — Это была несильная пощечина, и я приказала ей не давать мне поблажек. Я Рал, и в конце концов я побью эту глупую Морд’Сит.
Голова Даркена начала пульсировать. Рычание собралось в его горле.
— Ни одному из вас не хватает ума, ясно.
— Но разве я не могу иметь эйджил? У Гарен был один, когда она была в моем возрасте…
— Арианна, — сказал Даркен предупреждающим тоном, потирая уже ноющий лоб. — Ты не Морд’Сит. Ты никогда ей не будешь. — Сама мысль заставила его желудок перевернуться; он убьет каждого из своих подданных, прежде чем позволит причинить вред своему ребенку.
Арианна, похоже, не оценила беспокойства. Раздраженная, она фыркнула и скрестила руки на груди.
— Тогда можно мне свою комнату?
— Поговори со своей матерью, — коротко ответил Даркен, закрыв глаза и задаваясь вопросом, когда его прекрасные беспомощные дети обрели такую раздражающую собственную волю.
— А пони?
Он только предостерегающе хмыкнул и указал на дверь.
Кэлен пришла через час и наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб.
— Мне жаль, что тебе пришлось проснуться из-за этого. Она прокралась внутрь, пока Далия говорила со мной.
— Это неважно, — пробормотал Даркен в ответ и понял, что он имел в виду именно это. Пробуждение с семей всегда было на несколько классов выше любого другого варианта. — Я только надеюсь, что мое королевство не разрушено так сильно, как дисциплина моего наследника.
Кэлен рассмеялась и провела тонкими пальцами по его волосам.
— Нет, Ари — самая неотложная проблема. — Он встретился с ней взглядом, головная боль начала отступать. Слабая улыбка скользнула по ее губам, и она пробормотала: — Но я рада, что ты снова в порядке.
Это был первый раз, когда кто-то сказал это искренне, и Даркен перестал ненавидеть себя за слабость болезни.
— Я тоже, — пробормотал он в ответ. — Теперь об Арианне…
***
В конце концов они проиграли бросок монеты. Вся удача благословила и семью, и брак, и оставила королевство в нищете.
Кэлен держала Даркена за руку, когда они смотрели на горизонт, где горели первые костры гражданской войны.
У нее болело сердце. Чувство вины и страх смешались воедино, в горле появился кислый привкус.
— Что мы делаем? — прошептала она.
У Даркена не было слов для нее. Ничего, кроме более крепкого захвата ее руки.
Совет Мидлендса дал им ответ. Борьба за единство. Не все королевства пострадали от слияния с Д’Хара, и золото торговли говорило громче, чем национальная гордость. Это даже, как обнаружила Кэлен, говорило громче, чем негодование побежденных. Они потребовали ввести войска для «расправы» с мятежниками. Кэлен задавалась вопросом, была ли она единственной, кто заметил, что никто не договорился о том, что произойдет с повстанцами, когда они будут побеждены и взяты в плен. Если бы они были… Если бы весь мир не рухнул…
— Почему мы не можем играть цветами? — спросила Ирэн, прижимая Николаса к груди так, что его руки и ноги болтались. — Ники хочет . Она надулась, а Николас пускал слюни в сторону Кэлен.
— Не дуйся, — сказала Кэлен, сурово взглянув на дочь. — Это уже не безопасно.
— Но почему?
— Ты дочь Лорда Рала… Плохие люди могут захотеть навредить тебе, чтобы заставить твоего отца делать то, что они хотят. — Кэлен еще не сообщила своим детям о своих антиисповеднических чувствах. Некоторые истины были слишком утомительными для молодых умов.
— Может ли госпожа Гарен пойти и защитить нас? — Ирэн ослабила хватку своего младшего брата, но она подняла его обратно до того, как его ноги в тапочках коснулись пола. Губы Кэлен сжались.
— Она не нянька…
— Но Ари сказал…
— Госпожа Гарен учит Арианну, а не играет в няньки, — огрызнулась Кэлен, потому что это все еще была больная тема. Даркен передумал давать Арианне уроки лидерства, но их дочь устроила истерику и так резко надулась, что он сдался. Кэлен сердито посмотрела на мужа, но его ответный взгляд утихомирил ее протест. Для него важнее было то, что Арианна была счастлива. Она была еще достаточно молода, чтобы детское поведение было позволено… По крайней мере, на какое-то время.