Даркен повернулся с намеком на улыбку на губах.
— Мы можем надеяться, что наша дочь унаследует твое крепкое здоровье.
Ему понравилось, что она не вздрогнула от его улыбки. И легкий наклон ее головы, как бы требующий объяснения, был таким поступком Исповедницы. У него в голове был каталог таких вещей. Они оказались неожиданно привлекательными.
Остальная часть светской беседы была совершенно бесцельной. По правде говоря, он устал от слов. То, что было невысказано, имело гораздо большее значение, и этого было более чем достаточно, чтобы расшифровать. Недостаточно, когда дело доходило до языка прикосновений, но он крал те моменты, которые мог.
В некотором смысле, они только усилили тягу. В его планы не входило хотеть жену, к которой он мог бы прикасаться — но вот, только прикасаться — и он обратился к физическим удовольствиям, чтобы отвлечься от слабости.
Удовольствие было наркотиком. В моменты, когда кровь кипела, когда он терялся в теле женщины, мир был совершенен, каким он себе представлял. Сладкие бедра Кэлен вокруг его талии, ее кожа на его, чистое интимное единение — это был не идеальный брак, но он и не ожидал этого. Этого было достаточно.
Наркотик действовал всего несколько мгновений. Он выкрикивал ее имя теплым шепотом «Кэлен», а затем высвобождался и падал. Даркен привык к реальности, но эти моменты гедонистического{?}[Гедони́зм — аксиологическое учение, согласно которому удовольствие является высшим благом и смыслом жизни, единственной терминальной ценностью.] воображения были неприятным удовольствием, от которого он не отказывался. Каждый заслужил отдых от реальности. Глаза все еще были закрыты, он отдышался и позволил себе медленно упасть на землю.
— Мой господин?
Он упал быстрее, чем предполагалось. Госпожа Триана, лежавшая под ним, запыхавшаяся и потная, уставилась на него темными озадаченными глазами, и ее вопрос неловко повис в накаленном воздухе вокруг них. Даркену хотелось зашипеть на нее, ударить ее за то, что она застала его врасплох, акцентируя на произнесённом вслух имя Кэлен.
Роль порядочного мужа, которую он играл, запятнан его слабостью в большем количестве областей, чем он предполагал. Слишком много честности. Даже его верная Морд’Сит не могла знать, что он предпочел бы переспать со своей женой, но не мог. Все ради плана, который он контролировал, но все же они не должны знать. Лорд Рал, вынужденный прибегать к фантазиям, был неприемлемым знанием для любого человека.
Стиснув зубы, он скатился с Морд’Сит и толкнул ее.
— Уходи.
Триана не протестовала. Она была достаточно опытна, чтобы знать, когда пришло время сделать вид, что ничего не произошло. Подняв с пола кожаные штаны, она начала их зашнуровывать.
Ее присутствие слишком сильно напоминало ему о минутной слабости.
— Сейчас же, — добавил он.
Она так и осталась голой.
Эта роль влюбленного в Кэлен Амнелл была соблазнительной, но Даркену не нравилось чувствовать, что он попадает в собственную ловушку. Какую бы прекрасную картину ни представляла ловушка.
Кэлен была только целью в его жизни. Она не станет его жизнью.
***
Она почувствовала легкое трепетание — и сказала себе, что это страх, — когда ее ребенок пнул руку Даркена. Он гордо улыбнулся, и Кэлен снова засомневалась в своих планах. Она не рассчитывала, что муж обратит внимание на их ребенка.
— У ребенка уже есть сила матери, — сказал Даркен Рал, поднимаясь на ноги, но оставив ее руку на изгибе ее живота.
Хватит ли этой силы, чтобы увидеть через всепоглощающее внимание, которое окажет ей отец? Чтобы увидеть монстра внизу? И все же, возможно, он не будет чудовищем для их ребенка; даже у тиранов бывают моменты доброты. Нет. Нет, это было глупо. Не он.
Он все еще смотрел на нее, когда она снова сосредоточилась на своих мыслях.
— Ты сделал меня таким счастливым, Кэлен.
Это были последние слова, которые она ожидала услышать от него. Ее горло сжалось; ее инстинкт подсказал ей прекратить притворство, сказав ему, что она устала. Но ее глаза не могли найти фальшивость в его выражении, и поэтому она колебалась.
А он — нет.
— Наш ребенок принесет нам такое счастье. Ты придумала ей имя?
Кэлен сглотнула, восстанавливая самообладание.
— Нет. — Это было не по-настоящему, ничего из этого не было по-настоящему. Этот ребенок родиться в кошмаре, и она не могла излить на такого малыша все свои надежды и мечты. — Я предполагала, что ты выберешь, милорд.
Даркен медленно кивнул, убирая руку с ее живота и проводя кончиком пальца по нижней губе.
— Арианна, — сказал он, но спустя так мало времени, что она задалась вопросом, обдумывал ли он этот вопрос раньше. — В честь моей матери.
— Твоей матери? — Удивленный вопрос Кэлен вырвался прежде, чем она успела его остановить.
Впервые за их брак именно он стиснул зубы и слегка отстранился от нее.
— Тебя удивляет, что она у меня была?
Кэлен оценила оборонительную позицию.
— Я просто никогда не слышала, чтобы ты говорил о ней.
Даркен посмотрел на нее с таким понимающим выражением в глазах, что она покраснела. Нет, они почти ни о чем не говорили, не говоря уже о своем прошлом. Через мгновение он, казалось, намеренно стряхнул с себя внезапное напряжение.
— Ты тоже никогда не говоришь о своей матери.
— Она умерла, когда я была очень молода. — Ее руки слегка сжались, когда она подумала об отце.
— Как и моя. — ответил Даркен, сосредоточив взгляд на прошлом, потерянный для мира.
Ей было любопытно. Ей никогда не приходило в голову, что Даркен Рал когда-то был ребенком. Сын Паниса Рала, но что насчет матери?
— Арианна, — мягко пробормотала Кэлен. — Это прекрасное имя.
— Да.
Когда-то Кэлен думала, что Даркен убьет ее, как только у него появится наследник. Она дала своей служанке Алисе задание на случай, если это произойдет. Но увидев, как он сейчас стоит, отвлекшись на простое упоминание о женщине, которую он едва знал… Она недооценила ситуацию.
Какой бы ни была игра, его реакция на это не была ее частью. Возможно, ее силы и были заперты, но она все еще чувствовала это. И она могла сказать, благодаря интуиции, которая хорошо служила ей всю жизнь, что он не станет делать жизнь своей дочери зеркальным отражением своей собственной. Даркен Рал не позволил бы своему ребенку расти без матери.
Она положила руку на свой живот, а когда ребенок снова брыкнулся, она сказала, не задумываясь:
— Арианна одобряет выбор имени.
Слова звучали неуместно в этом хаосе жизни, и она пожалела о них в тот момент, когда они сорвались с ее губ. Однако Даркен просто повернулся, почти улыбаясь.
— Я рад.
Кэлен чувствовала себя подавленной до конца дня.
***
Несмотря на неожиданную честность дня, когда они назвали свою дочь, Кэлен не часто с ним разговаривала. Даркен больше, чем кто-либо, знал, насколько могущественным может быть одно только обаяние, особенно его собственное, но были пределы. Кэлен как минимум проверит эти пределы, и сейчас не время колебаться. Чтобы желать его, она должна была узнать его, и как Исповедница у нее было достаточно самоконтроля, чтобы сопротивляться простому физическому соблазнению.
По мере того, как шли месяцы ее беременности, он начал делать свое присутствие более заметным. Это имело приятный побочный эффект: он приблизился к их дочери, и он не мог отрицать щекотку восторга, когда она отвечала на его голос трепетом и пинками, но что имело значение, так это Кэлен. Она никогда не пыталась быть с ним резкой, если он проявлял внимание к ее беременности; может быть, она чувствовала себя виноватой или в просто обязанной быть его женой.
В любом случае, это еще не имело значения. Они были одни, и они говорили. Это была легкая игра по сравнению с другими играми, в которые он играл с Кэлен.
Она лежала, как обычно, на боку, подогнув ноги ровно настолько, чтобы выдержать вес живота. Это было привлекательно, то, как беременность дополняла ее и без того совершенные формы. Но он был здесь не поэтому. Хотя она лежала к нему спиной, Даркен не возражал, лежа, обхватив рукой ее живот, собственнически баюкая нерожденного ребенка, которого они создали. Кэлен была его женой, это был их ребенок. Когда-нибудь она будет этому рада, даже если на то, чтобы завоевать ее сердце, уйдут годы. Да, он будет ждать годы.