Даркен поднял бровь.
— Политика как всегда…
Далия издала небольшой звук, качая головой.
— Ты знаешь, что я люблю вас и королеву.
Это было достаточно верно. За последние годы он увидел в глазах Далии нечто большее, чем обученную преданность, и эти чувства сделали ее для него более ценной, чем он ожидал. Даркен не любил ее, как и она его, но они любили Кэлен, и у него не было причин ревновать к этому.
— Каким будет мое наследие? — спросил он, наблюдая за закатом солнца над крутыми краями равнины.
— Я думаю, вас будут помнить как радикального лидера, — сказала Далия. — Не самый желанный, но и не ненавистный. — Подняв одну бровь, она повернулась, чтобы оценить его реакцию.
Это было достаточно справедливо, решил он. Он сделал все для следующих поколений, и к тому времени он уже будет мертв. Их мнение о нем всегда будет ошибочным и не может причинить ему вреда. Однако взгляд на Кэлен напомнил о его детях. Игнорировать то, что он оставит им все, было бы и глупостью, и жестокостью.
— Это можно изменить, — сказал он, многозначительно взглянув на свою Морд’Сит. Ее легкая улыбка и кивок были больше, чем просто лояльность.
Кэлен много сделала для Д’Хары, а также для Мидлендса в первые несколько лет их брака. Хотя она ненавидела его, она в полной мере воспользовалась его обещаниями. Лечебные дома, приюты, даже официальная помощь в строительстве и поддержании мира — все это Д’Хара и Мидлендс знали на этот раз, когда на земле был мир. Это спасало армию от скуки, а народ от беспокойства.
Тем не менее, Даркен всегда оставался строгим правителем. Он слышал крики своих людей, но не сочувствовал им открыто. Высшее благо не допускает эмоциональной привязанности. До нынешнего момента. Если ему нужна их любовь, а не только их признание, ради своих детей, он пожертвует частью этого безопасного расстояния.
Он приказал вырыть больше колодцев в засушливых городах на границе пустыни Д’Хара. Расценки на торговых путях были снижены. По его приказу возникли еще три официальных праздника, и он вновь открыл королевский рынок в Народном дворце.
Арианне, которой сейчас двенадцать, все это нравилось. Если бы она родилась дочерью торговца, он воображал, что она довела бы бизнес своих родителей до огромных высот. Честолюбие, решительность, сила — всего этого у его первенца было в избытке. Он гордился ею без слов, даже когда она разочаровала его, используя свою силу в мелких ссорах со своими братом и сестрами. Кэлен сказала ему, что она его дочь, но он видел в ней в основном Кэлен. Если ее хорошо научить, она может стать величайшим Ралом, когда-либо правившим этими королевствами.
Поэтому, когда она умоляла посетить рынок, а ни Гарен, ни Далия не были доступны, Даркен взял ее за руку и сам проводил свою дочь. Арианна была яркой, живой и за весь день не вызвала ни единого взгляда. Учитывая, что она была и Исповедницей, и его наследницей, Даркен был удивлен этому. Он видел, как она улыбалась и смеялась в каждой кабинке, не слишком ласковая, но все же открытая, ее красное платье и золотое ожерелье ярко сияли на солнце, — и видел, как люди отвечали ей взаимностью, любя ее по-своему.
Прежде чем они вернулись во дворец, цветочница не старше восьми лет выбежала из палатки своего отца, чтобы вручить Арианне и Даркену по одной розе.
— Спасибо, — прошептала она с легкой улыбкой. — Спасибо, что охраняете нас.
Даркен уставился на цветок, на мгновение заподозрив яд или заклинание.
Арианна хихикнула и наклонилась, чтобы поцеловать девушку в лоб.
— Спасибо тебе.
С широкой ухмылкой девочка убежала, а отец одобрительно кивнул из будки.
— Отец?
Даркен все еще держал цветок между большим и указательным пальцами, как будто в замешательстве.
— Ничего, — сказал он, слегка улыбнувшись дочери. Розу он дал ей, а потом снова взял ее за руку. Они шли назад в тишине, Даркен все еще цеплялся за неожиданное происшествие.
Даже если крестьянская девушка не могла вспомнить войну между Д’Хара и Мидлендсом, ее отец мог. Однако ни ненавидел, ни страха его, и он мог поклясться, что в этом знаке было прощение. Цветы были простым подарком, но полным смысла. Эти двое относились к нему так, как будто он был хорошим.
Даркен знал, что это не так. Нетерпеливый, иногда даже безжалостный, чаще, чем следовало бы, наслаждающийся местью и болью — он не был героем, и в прошлом совершал непростительные поступки. Больше нет, но это ничего не стерло. За исключением, пожалуй, некоторой горечи. Кэлен выбросила свою обиду на ветер, как и некоторые из его людей. Прощение вызвало боль глубоко в его груди, почти невыносимую. Это была своего рода любовь, которую он заслужил. Даркен не мог найти даже цинизма и просто принял его с молчаливой благодарностью.
Через несколько месяцев пришел урожай, созревший и обильный, самый плодородный за полдюжины лет. Впервые о запасах на зиму можно было не беспокоиться. Кэлен приказала провести общенациональный фестиваль и с помощью Дженнсен сделала большую часть планирования. Они не жалели средств. Певцы, жонглеры, фокусники, стрельба из лука, танцы, пиршества, реконструкции исторических сражений, комические представления на сцене… Все, что могли предложить Д’Хара и Мидлендс, они обещали. Даркен задался вопросом, сколько наград останется к тому времени, когда празднование завершится.
Тем не менее, когда наступил праздник, свежий осенний воздух, наполненный запахом хлеба, костров и специй, солнечный свет, льющийся с безоблачного голубого неба, все было именно так, как должно было быть. Арианна и Ирэн тянули его за руки, умоляя идти, и Николас, похоже, тоже решил пойти.
— Морд’Сит вызовут там бедствие, — сказал им Даркен. — И вам небезопасно присутствовать в одиночестве.
— А что, если бы они были без кожи? — подсказала Арианна.
Даркен поморщился, ему не нравилась идея рассказать Далии или Гарену об этом плане.
— Пожалуйста , отец? — спросила Ирэн с большим рвением, чем когда-либо просила его о чем-либо.
Его забота об их безопасности растаяла перед их энтузиазмом.
— Очень хорошо, но я буду там сам. — Даркен доверил Морд’Сит свою жизнь и жизнь Кэлен, но его дети были уязвимы, и он вряд ли мог доверить их кому-либо, кроме себя или Кэлен. Морд’Сит, конечно же, поймут после стольких лет.
Однако за день до прогулки, Кэлен вошла в его тронный зал, словно мстительный дух. Один взгляд на ее лицо, и он приготовился к худшему. Щелчок его пальцев, и комната опустела, они остались одни.
— Кэлен, — осторожно сказал он.
Она не ответила, назвав его имя. Пустота и страх затмили ее глаза, яростная и хаотичная буря вот-вот разразится.
— Николас. — От ее тона по его спине пробежал холодок. — Он исповедовал друга по играм.
Даркен наклонился вперед на своем троне.
— Почему?
— Потому что он толкнул его. — Губы Кэлен дрогнули, выдавая что-то за ее пустотой. — Данил толкнул его, и когда Николас поднялся на ноги, он исповедал его. — Ее голос никогда не ломался.
Желудок Даркена сжался.
— Ошибка ребенка. — Спустившись со своего трона, он встретил ее взгляд. — Конечно, в этой истории есть нечто большее, и он будет наказан, как и Арианна. — Слова давались так легко, но без той уверенности, которую он пытался обрести.
— Я не научила Арианну должным образом, когда она призналась Элис, — сказала Кэлен, качая головой. — Ей пренебрегали, потому что мы оплакивали Моргана. Но я тщательно обучала Николаса, насколько это возможно для любого ребенка его возраста. — Она провела длинными пальцами по своим волосам, и они задрожали. — Он Исповедник…
Прерывание в ее голосе уничтожит их всех, если он ничего не сделает. Даркен быстро обвил руками ее талию, привлекая ее в свои объятия. Она чувствовала себя как лук, натянутый на плечо, вся в напряжении.
— Николас — наш сын, — прошептал он ей на ухо, — Он не демон.