Арианна время от времени толкалась, и его губы изгибались в улыбке каждый раз, когда он чувствовал давление на свою руку. Игра или нет, он ценил это. Было почти трудно сдерживать себя; он должен был постепенно «меняться» в глазах Кэлен, иначе она бы никогда в это не поверила. Он не остановился, чтобы спросить, должен ли он верить этому тоже. Кончиками пальцев проводя по гладкой ткани по ее животу, он наслаждался простой чувственностью материнства Кэлен, которым оно вскоре должно было стать.
Она не вздрогнула, но по дыханию он понял, что она не будет молчать. Хорошо. Он предпочитал, когда она инициировала разговоры; это облегчило его роль.
— Разве твой Совет не ждет тебя?
— Они будут ждать, пока я заставляю их ждать. — Он провел большим пальцем по тому месту, где только что пнула Арианна. — Я также отец, как и правитель.
Слова не расслабили ее. Тогда хорошо, что он не ожидал расслабления.
Когда она заговорила, ее голос был низким и ровным.
— Ты знаешь, что как бы хорошо ты ни обращался с нашим ребенком, я никогда не отвечу тебе тем же.
Брови приподнялись, но он не посмотрел ей в лицо.
— Никогда — недальновидное слово, Кэлен.
— Я не могу забыть или не замечать, что ты был готов убить невинных людей. Семьи. — Ее сдержанность была замечательна; он когда-то слышал гораздо больше тепла за такими словами.
Глубоко вздохнув, Даркен отодвинулся назад, хотя и оставил руку лежать на ее вздутом животе.
— Это обвинение может быть легко выдвинуто и против тебя.
— Ты делал это ради власти.
— Для безопасности, — поправил он. — Гораздо больше невинных умирает, когда земли разбросаны и находятся в состоянии войны, а не объединяются ради мира.
Она не издевалась, но и не принимала точку зрения. Такая упрямая.
— Мир — это лишь побочное преимущество. Ты стремился к контролю.
Даркен слегка пожал плечами, признавая голую правду, если бы не тон и суждение, которые она добавила.
— И что ты искала, когда вела войну с жизнями невинных?
— Свободу, — ответила она не задумываясь.
Он не стал спорить. Было бы бесполезно обсуждать, почему чьи-либо идеалы не были настолько чистыми. Герои никогда не признавались, что они люди, что они наслаждаются силой и влиянием, которые приходят с защитой «добра». Возможно, однажды у них возникнет этот спор, но сейчас он просто хотел поговорить. Он размышлял вслух:
— Я искал силу, чтобы спасать жизни, ты, чтобы освободить их. Свобода важнее жизни, Кэлен? Это твое оправдание для причинения такой смерти?
Она колебалась лишь мгновение.
— Да.
— Тогда почему ты здесь?
Даркен не мог отрицать самодовольного удовлетворения в течение долгой минуты, когда его слова просто висели в воздухе. Он так любил набирать очки в дуэли, даже если победа, которую он добивался от Кэлен, была победой сердца, а не разума. У нее был острый ум, но у него было преимущество в том, что он всю жизнь спорил с общепринятым мнением.
Наконец она ответила.
— Я здесь, потому что это касается не только моей жизни. Я Мать Исповедница, я должна ставить Мидлендс выше себя.
Он перевел взгляд на нее и подождал, пока она повернет голову. Его губы смягчились в намеке на улыбку, и он был рад, что не нужно было говорить ничего, кроме правды; было проще.
— Вот почему я должен править. Высшее благо наших двух земель стоит больше, чем свобода или любая индивидуальная жизнь. Мы действуем по одним и тем же принципам, ты и я.
У Кэлен не было немедленного ответа на это.
Удовлетворенный их разговором, Даркен наклонился и легонько поцеловал ее в живот. Для привязанности, обладания, роли — мотивация была такой сложной вещью.
У него была страна, которой он управлял. Это был ее ход на шахматной доске, и он не сомневался, что ей придется долго размышлять, прежде чем она найдет способ противостоять ему.
***
Пронзительный вопль новорожденного превратил туман боли и истощения Кэлен в нечто вроде эйфории, эмоции полностью завладели ее существом. У нее перехватило дыхание, она почувствовала, как пот стекает между ее грудей, и чуть не рассмеялась от переполняющего ее чувства. Все ее силы были измотаны работой, занявшей полтора дня, она осталась с чистым инстинктом и заботилась только о том, чтобы ее дочь родилась и была здорова.
Арианна закричала, когда акушерка пеленала ее, почти достаточно громко, чтобы вызвать желание прикрыть уши, когда дверь открылась и вошел ее отец. Кровь была быстро смыта, потому что ни один лорд Рал не должен был видеть всю неразбериху родов. Кэлен это не заботило, она просто почувствовала внезапный приступ страха, когда увидела, как акушерка поместила плачущего младенца на руки Даркена Рала.
Кэлен планировала, что этот ребенок станет его крахом. Эта девочка, рожденная от нечестивого союза, все восстановит. Конечно, если бы ее отец знал, он бы свернул ее крошечную шею. Сердце Кэлен екнуло, забыв всю логику, когда страх стиснул ее грудь так, что казалось, она вот-вот ушибется.
Она задержала взгляд на Даркене и затаила дыхание. Но он стоял так же неподвижно, как и она, неловко баюкая извивающийся младенец, не сводя глаз с нового морщинистого лица. Они были слишком далеко, чтобы Кэлен могла что-либо делать, кроме как смотреть, но достаточно близко, чтобы она могла по-настоящему увидеть. Она ждала, затаив дыхание, чтобы убедиться, что видит правильно. Несколько минут он не двигался, на его лице застыло все то же изумленное выражение.
Даркен Рал смотрел на свою дочь так, как будто она была солнцем, а он был ростком, наконец протянувшимся из влажной весенней почвы.
Кэлен впервые задумалась, а не осталось ли хоть намека на душу, оставшуюся глубоко внутри ее монстра-мужа. И она вздрогнула от ереси этой мысли.
========== Часть 4 ==========
Теперь, когда у него был наследник Исповедницы, Даркен осознал изъян в своем плане. Кэлен не ненавидела его, когда он приходил к ней в постель только раз в месяц; она понимала необходимость продолжения линии. Но теперь ему придется отказаться от такой супружеской близости, чтобы снова не превратить ее неустроенное мнение в горечь и ненависть. Это был не столько недостаток, сколько разочарование. У него всегда были Морд’Сит, чтобы удовлетворить его потребности, и его воображение, если он хотел предаться воображению своей цели — Кэлен, которая охотно шла к нему в объятия, глаза горели желанием.
Но в этом смысле уже ничего не удовлетворяло. Он обнаружил, что его руки часто подергиваются, и подумал, не слишком ли долго они были чистыми. Из Зала Совета он спустился во тьму храма Морд’Сит. Госпожа Эллис поклонилась и с ухмылкой предложила ему свое место. Эйджил пульсировал собственной магией, боль распространялась от его руки к остальному телу. Он улыбнулся, одновременно холодно и тепло, и принялся обучать новобранцев в сестринство эйджил.
К концу его руки были в крови, и он почти чувствовал металлический привкус в воздухе. Но даже после того, как он умылся, вытер пот со лба и переоделся в незапятнанную мантию, главной эмоцией был не покой. Больше никогда не было.
Он наслаждался, когда мог оставить себя позади и сыграть любящего отца. Арианна была младенцем, как и все остальные, как говорили ему, суетливым и ласковым, в свою очередь, издающим странные звуки и спящим в неурочные часы. Тем не менее, Даркен до нее никогда не держал ребенка, и ему нравилось то, как она поворачивала голову к его груди и прижималась к нему, когда он говорил низким мягким голосом. Это было не так сложно, невзирая на то смотрела Кэлен на него или нет. Он думал, что не сможет еще больше презирать собственного отца, но он это сделал. Как может человек быть жестоким или небрежным по отношению к такой жизни, как эта?