Хидэёси чувствовал приближение грозы, он также знал, что, несмотря на бахвальство подпевал, войска его господина не готовы к столкновению с противником такого калибра, как Сингэн. Поэтому Хидэёси измыслил кратковременный союз, брак между родственницей Нобунага и сыном Сингэна, который спешно подписал соглашение об этом — ведь его снова тревожил старый враг Уэсуги Кэнсин. Каждой из сторон, подписавших договор, какими бы ни были их задние мысли, перемирие принесло необходимую передышку.
Осознал ли после этого Нобунага необходимость хоть как-то обуздать, как-то умерить свои аппетиты? Ничуть, тем более что вести, доходящие из Исэ, снова приятно распалили его воображение. Провинция Исэ, наконец и все та же, старинная колыбель самого сакрального из святилищ императорского культа, дивное обиталище древних богов Японии! Тот, кто владеет Исэ, словно бы омыт этим сверхъестественным светом, — Нобунага не впервые слышал голоса его сирен-обольстительниц. К этому надо добавить и более приземленный образ, с годами становившийся все отчетливей. Сделав своей базой Овари, колыбель его рода и его фортуны, закрепившись отныне в Мино при помощи разумного упорства, Нобунага, укоренившись в Исэ, получил бы неоценимый козырь — узкий морской залив, бухту Исэ, нечто вроде маленького Внутреннего моря для себя, откуда бы он мог разъезжать во всех направлениях; комбинацию того же типа пытались устроить Такэда в лице Сингэна в бухте Суруга, дальше к востоку. И вот опять шпионы повторяли восторженные рассказы: Исэ вот-вот падет, достаточно осмелиться и напасть.
Тогда Нобунага попробовал нанести смелый удар, не лишенный известной дерзости: атаковать замок Яда, крепость как крепость, которую, однако, защищали Кусуноки — самые удивительные из паладинов старой Японии. Их предок Масасигэ (1294–1336) некогда покончил с собой, потому что не смог отстоять дело императора против сторонников сёгуна, в эпоху, когда обе эти власти терзали друг друга, вместо того чтобы поддерживать. Смелость и верность Масасигэ были столь велики, что молва о них прошла через века и поколения. Еще и сегодня нельзя лучше похвалить храбреца, чем сказав «это настоящий Масасигэ» или «это настоящий Кусуноки». Вот семья, на которую замахнулся Нобунага в надежде завоевать Исэ в одном сражении, тем более решительном, что он метил выше. Сознавал ли он, что атакует еще и традиционного защитника императорской легитимности? Едва ли: раздел Японии между двумя соперничающими императорскими родами, этот раскол, так потрясший страну в XIV в., уже более двухсот лет как закончился, и если Нобунага при случае строил глазки сёгуну, он не менее глубоко почитал императора, воплощавшего иные ценности — высшие, вечные.
Тем не менее простодушие окупается не всегда, и удача тем более не всегда улыбается опрометчивым смельчакам: армия Нобунага, отброшенная, преследуемая, отступила так же быстро, как и подошла, даже не дав времени подоспеть подкреплениям. Катастрофа произошла молниеносно, сообразно удару, задуманному столь легкомысленно. Потерпев поражение от Кусуноки, Нобунага потерял престиж и мог ожидать немедленного отпадения союзников. Теперь пробил час Хидэёси: он был мастером придавать вещам интригующее обличие, ценное дополнение к вооруженному конфликту, довершавшее действие последнего.
Принцип был прост: потерпев поражение, ни в коем случае нельзя останавливаться, признавая, что Ода были разбиты. Единственный выход? Нападение, опять-таки в земле Исэ, но цель должна быть более слабой, чтобы правитель этого места, испугавшись, сразу предложил мир и даже свои услуги по вовлечению соседей в союз с Нобунага. Тут на сцену выступает живописный и коварный персонаж — Ямадзи Дандзё, мелкий помещик из Исэ, дрожащий за свое имущество и свою жизнь; он хвалится, что может добиться союза с самыми могучими персонами, и таким образом от своего имени предлагает Нобунага всю провинцию. Сибата, соратник Хидэёси, но его противоположность в психологическом отношении, видит в этом гарантию быстрой победы и вступает в переговоры с Дандзё, как вдруг приходит тревожная весть:
Такэда Сингэн вот-вот осадит Гифу, штаб-квартиру Нобунага в Мино. Через несколько дней — неожиданная развязка в виде опровержения: атаку Сингэна якобы просто выдумали шпионы Дандзё, чтобы усилить его позиции на переговорах и форсировать их завершение.
Где правда? Где ложь? Одни посылают шпионов, другие их ловят. И все это происходит в замкнутых пространствах, где сведения мечутся подобно ошалевшей коннице или купцам, всегда ждущим подвоха для коммерции. Пугая население, укрывшееся на своих фермах, рисовых плантациях, в своих мастерских: угроза войны лишает их будничных упований и радостей созидания, производства, торговли. Хидэёси думает. Конечно, опытной армии по силам любой переход, тем более что бои идут здесь же, на Хонсю; легковооруженные войска движутся быстро и проникают повсюду, никакие горы для них не преграда. Но прошло всего десять дней с тех пор, как он покинул Гифу и направился в Исэ, — и он тоже; ничто не намекало на приближение пресловутых людей Сингэна, ни один беглый крестьянин об этом не обмолвился. Следовательно? Надо ли вообразить, что Сингэну удалось без малейшего шума переместить значительную армию на двести наших километров? Из Канто, со всей неизбежной суматохой, с реквизициями на фермах, с огнями биваков, пусть даже переходы были очень быстрыми, — за три-четыре дня? И чтобы эти передвижения не привлекли внимания ни одного из наблюдателей Нобунага, прячущихся во всех мелких ленах, друзей или врагов на периферии его владений? Вывод Хидэёси был весом, как приговор: эту весть распространили шпионы Дандзё.