Выбрать главу

Может, и императорские чиновники тоже чувствовали, что ветер меняется? Используя сегментарный календарь того времени в китайском духе, двор как раз объявил, что меняет название эры, выражая таким образом, через новую фазу лунного календаря, надежду на обновление мира, на то, что он станет милосердней и будет проявлять больше истинного почтения к старинным японским ценностям.

На первый взгляд эта идея выглядела эффективной — во всяком случае, шла на благо архитектуре: разве не было настоятельно необходимым восстановить и построить дворцы для церемонии провозглашения новой эры? Императорская наживка, на которую приманивали феодалов, порой пренебрегавших самой элементарной осторожностью. Например, Нобунага — он послал в Киото основные силы войска под двумя предлогами: помощи в строительстве и достойного участия в церемониальных смотрах. Но гарнизоны на его базах Киёсу в Овари и Гифу в Мино соответственно ослабли, о чем вражеские шпионы немедленно доложили своим хозяевам. И некоторые из последних, как бы они тоже ни были заняты в столице, увидели в этом соблазнительную возможность для удара. И совсем уж легкомысленно — надо ли обвинять в этом Хидэёси? — семейство Ода, словно на пустом месте, испортило отношения с семейством Асакура, властителями области, расположенной к северу от Мино и выходящей на Японское море. Более того: враждебность со стороны Асакура немедленно повлекла за собой, вследствие хитросплетения союзов и дружеских связей, враждебность Асаи Нагамаса — того самого, чей поспещно заключенный брак с сестрой Нобунага едва не обернулся трагедией, если бы не бурлескное вмешательство танцующего Хидэёси. А ведь силы всех этих семей, и рода Ода, и рода Асаи, как раз находились в Киото под официальным предлогом восстановления старинных дворцов — ситуация взрывоопасная! Асаи мобилизовали своих союзников во имя Асакура и сёгуна, защитником которого, на их взгляд, Нобунага не имел права считаться — он только что проявил вероломство, без предупреждения напав на две крепости семьи Асакура, несправедливо обвиненной в том, что она выражает верность недостаточно усердно. К счастью для Нобунага, он, непредсказуемый игрок, нашел такой козырь, на какой не слишком рассчитывал, — Токугава Иэясу.

Иэясу, когда еще был ребенком, в свое время попал в руки семейства Ода, а именно отца Нобунага, которому семья его передала в качестве заложника, — мальчик несомненно тяжело пережил то, что свои его оставили, и оценил, что хозяин не стал его мучить. Став взрослым, он помог Нобунага сокрушить род Имагава; потом возникли официальные союзные отношения вместе с неминуемым браком — дочери Нобунага и старшего сына Иэясу; для человека происхождения скорее скромного, как Нобунага, родство с отпрыском Иэясу, потомком императорского рода Мацудайра, было весьма престижным. Как раз в этот драматический момент тот же Иэясу, человек бесспорно родовитый и высокого рода, берет на себя выполнение самой решительной акции, какая может быть, — без дальнейших церемоний осуществить военную оккупацию Киото, не заботясь ни о легитимности, ни о союзах, которые всегда ненадежны.

Так в истории высунулись уши третьего и последнего из великих диктаторов, создавших современную Японию. Одна гравюра XVIII в. увековечит его в комическом виде: Нобунага при помощи своего полководца Акэти Мицухидэ, перевязав лоб характерной повязкой чернорабочих, с огромным напряжением и весь в поту, растирает густую смесь риса с водой, из какой делают моти — традиционные новогодние пирожки. На втором плане Хидэёси, узнаваемый по обезьяньему лицу, искаженному усилием, тоже с полотенцем рабочего на лбу, неутомимо месит тесто, придавая ему необходимую тонкую структуру. Наконец, на заднем плане восседает на троне Токугава Иэясу, безмятежный, сверкающий парадными доспехами; он спокойно и важно поглощает пирожок, плод тяжелого труда двух остальных персонажей.