Несомненно, в том 1570 году в Киото он уже лелеял надежду на это.
Итак, целью была военная оккупация Киото. Однако это проще было сказать, чем сделать! Киото, закрытый с трех сторон горами, можно было изолировать, умело расставив заслоны, но при условии, что не забудешь о четвертой стороне, обращенной к Внутреннему морю, где как раз готовились высадиться отряды Асакура. Все та же угроза с моря, связанная со своеволием ветров, непредсказуемая и неизменно внушавшая страх! На земле шпионы быстро проводили разведку и позволяли почти ежедневно отмечать перемещения врага, но что они могли сделать на море, если флот мог воспользоваться прикрытием тумана — или, с большим риском и бесшумно, пройти ночью?
Хидэёси встал в арьергарде, между Киото и побережьем; говорят, он имел в распоряжении три тысячи солдат, и это ему казалось недостаточным, с учетом территории — обширной долины реки Ёдо. Он также знал, как и все его противники, что это сражение несомненно будет решающим и что на кону стоит судьба исторического союза: защитник, надлежащим образом признанный сёгуном и императором (может быть, эта легитимность и предрешила выбор Иэясу), выступает против врагов, которые, оспаривая у него это достоинство, тем самым вновь ставят под вопрос значимость императорских решений. Казуистика? может быть; право сильного? конечно; но все смутно чувствовали, что предстоящая битва определит далеко не только участь этих непрочных альянсов.
Хидэёси опасался худшего — он понимал, что слаб. Верный старым приемам, магия которых срабатывала всегда, он велел расставить вокруг свои штандарты и с наступлением вечера зажечь со всех сторон большие костры, чтобы создать видимость огромной армии. Эта хитрость, древняя, как сама война, тем не менее произвела свой эффект: Асакура Ёсикагэ, прибыв ночью, велел разбить бивак, чтобы собраться с мыслями, а его армия заснула, изнуренная морским путешествием. Ёсикагэ не торопился — гонцы сообщили ему, что это огни всей армии Нобунага, зажатой меж своих противников и лихорадочно готовящейся к отступлению. Непростительная наивность для военного вождя: эти гонцы были агентами Хидэёси, они внушали иллюзию. Когда в лагере Асакура все уснуло, Хидэёси бросился на них и устроил побоище, а потом поспешил присоединиться к своему господину в Киото, посоветовав ему как можно быстрей вернуться на базы в Мино и Овари, тогда как он сам с соратниками укрепится в трех крепостях, от владения которыми зависело удержание столицы.
Так Нобунага ловко выпутался из опасного положения; он быстро помчался к своим базам, в то время как его лучший полководец остался сторожить Киото. Позиция выгодная, однако ненадежная, потому что между обоими стояли две преграды, находившиеся в руках противников: одна — Ёкояма, которую Хидэёси удалось быстро захватить в 1573 г. благодаря Иэясу, пришедшему ему на помощь, и другая — Одани, штаб-квартира семейства Асаи, где укрепился Нагамаса, опираясь на своего друга Асакура, разбитого в ту роковую ночь в проливах выше Осаки. В общем, надежный оплот, центр обороны Асаи, ключ к земле Оми, слишком важное место, чтобы атаковать его не задумываясь: Хидэёси предпочел обойти его и быстро вернуться в Гифу.
Своевременная предосторожность: едва он выступил, как все карты смешала весть о восстании в тылах — окрестности Осаки, земля Сэтцу, юго-западнее Киото, имевшая широкий выход ко Внутреннему морю, из которой можно было контролировать один из проходов в бухту, оказалась в огне и крови. Так Хидэёси познакомился с новым следствием феодальной войны, восстанием народа и прежде всего крестьян; но эту жакерию поддержал самый грозный противник из всех — буддийское духовенство.
Непохоже, чтобы до тех пор Хидэёси когда-либо имел возможность оценить опасность со стороны последнего и его смертоносную мощь. Эти люди, превосходно вооруженные, по преимуществу монахи, укрывшись за прочными крепостными стенами, защищавшими их общины, образовали как бы маленькие независимые княжества. Они не очень-то признавали над собой господство двора и официальной политической власти, и того меньше — феодалов. Зато они пользовались огромным авторитетом у народа, сопровождая своими молитвами всю его трудную жизнь, а потом помогая в самый ее торжественный момент — смерти. Из многочисленных течений буддизма, порожденных в течение веков разными толкованиями основных текстов и различными аспектами одной и той же мысли, в Японии особо популярным было одно — Дзёдо Синею, или Истинная секта Чистой Земли. Созданная в 1224 г., в середине эпохи Камакура, она учила, что смерть — не конец и не угасание, как утверждал первоначальный буддизм. Темой всех проповедей Дзёдо Синею было понятие рая, где возродятся души людей, лишь бы последним хватило мудрости воззвать к помощи Амиды, одного из пяти будд созерцания, носящего красивое имя — «Вечный свет». Таким образом, монахи, защитники слабых, которых при необходимости они укрывали за стенами монастырей, несли также высшее утешение, в котором так нуждался простой народ. Их «демократическое» учение во многом противоречило интересам феодалов: монахи ставили вне закона войну — пусть даже при случае вели ее сами, и очень умело; они без конца кичились свободами и иммунитетами, полученными при создании общин, потому что брались возделывать брошенные, неприветливые земли, и пытались распространить это освобождение от налогов на все земли, зависимые от них. В целом служить монастырю было выгодней, чем замку! Для этих почитателей сакрального равенство всех людей перед лицом смерти в какой-то мере означало относительное равенство в жизни. Подобное утверждение, брошенное в народ, который с давних пор терроризировали частные войны, воспламеняло души даже самых спокойных; иными словами, монахи Дзёдо Синею могли разжечь восстание где хотели и когда хотели. Приказы поступали из одного храма в Осаке, Исияма Хонгандзи: туда монахи укрылись после уничтожения их общины в Киото, Хонгандзи, монастырь которой был сожжен в 1532 г. разъяренными монахами другой буддийской общины (Тэндай) с горы Хиэй, со склона к востоку от Киото.