Но как-то раз мне приснился необычный сон: вокруг жопы бегал слон. Это было настолько дико и волшебно, что во время этого сна я плакал в кровати и не мог понять, что происходит. Это событие было последней каплей в чаше терпения, которую я забыл при переезде, из-за чего она осталась дома. Эта капля — слеза грустной коровы? Или просто капля дождя? Этого узнать мне не было суждено, но одно я знал точно: пора возвращаться в свой родной посёлок и забрать чашу, а то отец алкаш точно её пропьёт. Что я и сделал.
Во время поездки я снова видел облака. И когда я вновь спустился обратно в центр Земли, у меня остался грустный осадок. Этот осадок осел в моих почках и мне потребовалось лечение. А так как в центре Земли не было ни больниц, ни врачей, ни даже бактерий — вообще ничего там не было, кроме железа и ненавистного магнитного поля, то нам пришлось вернуться в наш родной посёлочек, потому что и в столице нет хорошей знахарки, которая лечит любую болезнь самым прелестным на свете способом — коровьей любовью».
Чтобырь, притчи 2.21: “Душа моя”
II.
“...Сожжение оплодотворителя икон на кресте само по себе являлось кощунством, ибо сии деяния были свершены не во осквернение святыни ради, а дабы разоблачить причину таинственного мироточения. Ну, а реакция духовенства на попытку раскрыть их секреты лишь только подтверждала его слова”.
Под светом свечных лучей библиотеки я изучал написанный Споквейгом Дархенсеном труд “После вчерашнего”, представляющий из себя стопку субботних газет-рукописей с изложением последних событий года и комментариями разных мыслителей.
“«Также не мог не обратить внимание на то, что церковь никогда не отрицала существование учений о священных фокусах и трюках, а также самих священников-иллюзионистов. Однако не многие сочли этот факт убедительным» (Инокварог)”.
Я и сам обучался искусству священных иллюзий и показывал некоторые фокусы перед обрядом экзорцизма.
“С появлением печати, мыслящие люди стали писать дерзкие разоблачения. Церкви понадобилось укрепить свою власть быстро и дёшево. Конечно, доход с ритуальных пожертвований прихожан был внушителен, но большая часть денег, как объясняло духовенство, уходила Господу на личные нужды. Тогда церковь основала культ так называемых “хлебников”, что представлял из себя шайку обнищалых оборванцев, согласных за хлеб родную мать зажарить и сожрать. Со временем хлебники стали заниматься неугодных духовенству персон. Однако в дальнейшем жажда хлеба стала сводить с ума ненасытных “новоиспеченных”, простите за каламбур, инквизиторов, что вынудило их заключить союз с матёрым культом “Вольных пекарей”. Новообразованное радикальное объединение получило название “Хлебница Иакова”, в честь древнего артефакта, по легенде мгновенно освящающее любое хлебобулочное изделие, расположенное внутрь”.
— Серьёзное дело, — вздыхая, произнёс я, — не хватало мне инквизиции на пороге. По крайней мере, я всегда смогу откупиться от них пшеницей.
В ответ последовала тишина. На моё удивление в библиотеке я оказался один. Затем я удивился тому, что вообще нахожусь в библиотеке в такой одежде... так ещё и перевернутым! Я встал с головы на ноги и снял с себя робу жреца четырёх начал, позволявшую мне сохранять равновесие как стоя на голове, так и внутри самой головы...
— Если хочешь и дальше считать меня своим последователем, немедленно надень робу! — велел незнакомый голос.
— Кто ты?
— Я есть Всё.
Моё существование затруднилось. Словно недовольный туман окутал мои глаза, а ворчливый дым норовился посетить легкие.
— Почему я был перевернут?
— Перевёрнут? В этой вселенной всё относительно, смертный. Ты ничего не знаешь о перевёрнутости. Я, как центр мироздания и абсолютное начало, заявляю, что относительно Меня ты перевёрнут сейчас.
Сознание застопорилось… Словно адекватная элита моего внутреннего мира покинула меня, а необузданная челядь побросала свою работу.
Прошла короткая пауза неловкого молчания.
— Мне перевернуться как раньше?..
— Раньше?! Что ты знаешь о времени, смертный? Я, как единственная точка отсчета времени, заявляю, что в этом мире не существует “раньше”! В этой вселенной есть только “сейчас”!
Живот разболелся... словно раскалённые камешки обвалились в области пупка, и тысяча всадников пронеслась по ним табуном через весь мой кишечник.
— Так кто же Ты?.. Если вкратце, — неуверенно спросил я.
С огромными усилиями я обернулся, чтобы посмотреть на божественного Собеседника.
Худощавый перевёрнутый мужик невысокого роста лет пятидесяти парил в воздухе под потолком. Он был одет в свободный тёмно-зелёный свитер и коричневые штаны. Его лысина была буквально идеально круглой, а Его усы заставляли меня трепетать.
— Я и есть те самые четыре начала, на которых зиждется мироздание: Я — Буквы, что льются из твоего поганого рта, Я — Алфавит, который состоит из Букв, Я — Звуки, обозначающие Буквы. Как видишь, в основу мироздания вовсе не заложен никакой “смысл”, — говорил Он, чётко проговаривая свои буквы, а я периодически кивал ему с понимающим видом. — Но прежде всего Я — незримый Пробел.
С последними словами божество четырёх начал исчезло. Вдруг я заметил, что мои глаза закрыты. Я тут же открыл их, ожидая вновь увидеть божество, но вместо этого я проснулся в той же библиотеке. Я сидел на стуле, а моя голова лежала прямо перед банкой отцовских чернил, которые он смешивал с одурманивающими ароматными веществами, чтобы “вдохновение не улетучивалось”.
Приевшееся в конец нашествие созидателей мира всё продолжалось. Я — как вошь на перекрёстке, через чьи апартаменты пролегают божественные пути.
— Будешь котлетку? — спросила где-то справа Авужлика.
— А?.. Да... лишь бы что на зубок накинуть, да языком потолочь, — томно вздохнул я.
Откуда-то справа прикатилась котлета и ударилась о мою руку, оставив след на запястье в виде жирного кусочка. След на руке цеплял мой поникший спросонья взгляд. Где-то в комнате послышался неодобрительный вздох Фродесса. Он не любит, когда кусочки тел его говяжьих друзей катаются по столу. Он слишком сильно привязывался к коровам, что даже смерть не могла разорвать их связь.
Однажды на службе один батюшка поведал мне занимательную историю. Ярнилиус, или просто, Ярнилус (так звали батюшку) помыл посуду разбавленной святой водой, чтобы самоосвящаться, кушая кашу. На следующий день в раковине на грязной освящённой посуде появилось полуметровое чудище с шестнадцатью красными глазами и извивающимися щупальцами-похлестушками. Существо изливало желчь, щупало и плескалось водой, источая зловоние. Соседи помогли батюшке забить тварь камнями, но на следующий день в раковине появился новый, белокаменный, монстр. Его же прогнали раскалённым крестом. Так более продолжаться не могло, и было принято решение очистить раковину от скверны традиционным способом: раковину сожгли на кресте. Церковь прознала о сожжении, и большинство священников в один голос нарекло сей инцидент богохульством, поскольку раковина была освящена святой водой, а значит являлась святыней, несмотря на возникавшие в ней ужасные порождения. Сам иеромонах Инфернус сказал, что неведомые чудища — никто иные как потомки шестидесяти шести незаконнорожденных выродков Джейса, и тяжким проклятьем обернётся нам так грубо встретить их в нашем мире. Так вот, в связи с последними событиями, сейчас в Хигналире я чувствовал себя грязной вилкой в той раковине.