Химера и антихимера

М. В. Швецов Химера и антихимера (беседы по философии эволюции)

Кладу сей труд к стопам моей мамы

Швецовой (урождённой Конюховой) Валентины Александровны

Чтение для молодых голов, начавших

образование на биологических

и медицинских факультетах, изучивших

основы официального дарвинизма и

решивших, что это неинтересно,

поскольку всё уже открыто

Пермь

1992

Введение

Теория Дарвина задаётся целью объяснить механически происхождение целесообразностей в организмах.

Мы же считаем способность к целесообразным реакциям за основное свойство организма. Выяснять происхождение целесообразностей приходится не эволюционному учению, а той дисциплине, которая возьмётся рассуждать о происхождении живого.

Вопрос этот, по нашему убеждению, метафизический. Жизнь, воля, душа, абсолютная истина – всё это вещи трансцендентные, познание сущности коих наука дать не в состоянии. Откуда и как произошла жизнь, мы не знаем, но осуществляется она на основе закономерностей, как и всё, происходящее в природе.

Л.С. Берг

Генетики стараются подгонять эволюцию к генам, вместо того, чтобы подгонять гены к эволюции.

Генри Ф. Осборн

Мои беседы не будут походить на те, которые вы слушали раньше. Каковы же особенности этой книги?

Во-первых, она написана человеком, которого нельзя считать в полной мере специалистом по вопросам эволюции, как мы привыкли называть таковым или практикующего на участке врача или выпускника политехнической школы, работающего в заводском цехе. Моя дорога, которая начиналась как тропа молодого иммунолога, на середине своей протяжённости заставила остановиться и обнаружила почти безграничный мир эволюции. Многие из тех, кто вышел на этот простор сразу из лесных дебрей студенческой учёности и посвятил всю жизнь познанию эволюции, в конце карьеры огорчением вынуждены будут сказать, что не знают, что изучали, а раз так, то «существует ли эволюция вообще?»

Судьба же вывела меня на иммунологическую тропинку. И я проделал путь от отрицания заслуг Дарвина к утверждению его частичной правоты и пониманию механизмов недарвиновской эволюции, тем подтверждая диалектику развития Логоса: отрицая – утверждаем.

Во-вторых, большинство университетских курсов написаны не для того, чтобы их понимали, но обязательно следовали им как единственно верному взгляду и подходу. Вот этот самый подход, который называют материалистическим, и есть та страшная сила, убивающая живое в любой старой и новой науке. Особенно это опасно для свежих наук, которые появились как всплеск идеи, но должны задыхаться и гибнуть под тяжестью реакционного материализма. То, что принято называть материализмом, есть на самом деле верноподданническое служение власть имущей идее, которая угрюмо настаивает на том, что факты правят миром, а не их закономерность. Если псевдоматериализм ограничивает пути нашего познания, то советский эволюционизм-дарвинизм превратил учение о жизни в учение о смерти. От советского дарвинизма веет холодом бюрократизма, потому что он считался плодом развития мысли сталинских академиков, для которых признать, что на фактах не лежит ответственность за истину, значило подписать себе смертный приговор. И они приговорили гипотезу эволюции…Любая наука питается идеями, а не их марксистско-ленинскими истоками. Лишь идеи, которые не боятся быть неправильно истолкованными материалистами, оставляют след и на облике самого материализма.

В-третьих, многие университетские курсы до смешного необъективны. Хотя авторы называют себя материалистами, претендующими на первосортную объективность, тем не менее они не способны честно отражать скромные заслуги отсталых советских наук, а всячески их раздувают. Зато корифеям русской и зарубежной науки, генераторам идей приписывается легкомысленность вкупе с заблуждениями.

Великий русский философ П. Флоренский писал, что память – это дорога к истине, что память – это «творчество мыслительное и, скажем более, единственное творчество, присущее мысли, ибо фантазия, - как известно, - есть только вид памяти, а предвидение будущаго – тоже не более как память… [Память] – это сознание во Времени символов вечности» («Столп и утверждение истины»). Могут ли учёные, забывшие своих великих предков или даже участвовавшие в их уничтожении, рассчитывать на благосклонность богини мудрости Минервы? В лучшем случае, их удостоит внимания собственная жена, такая же земная и меркантильная. И потому наши беседы не будут содержать в себе застенчивого упоминания о «близоруких» предшественниках, но мы познание эволюции будем вести на трудах и мыслях великих эволюционистов с первой до последней главы, помня о том, что всё положительное в советском дарвинизме – плод внимательного, но лукавого изучения предков.