Колька, Колька, теперь-то я знаю, что вожди наши были обыкновенными людьми. Наверное, умней всех, это да. Хотя, кто его знает. И писали они, и какали, и даже пукали как и все мы. Ну, может быть, чуть получше.
Такие вот дела.
Шнурки
Ну так вот. Сижу я как-то на кухне, кофе с лимоном попиваю. И тут радио московское сообщает мне вдруг, что сегодня День учителя. Страна празднует и поздравляет всех учителей. И самое главное, президент наш от всего сердца поздравил. И так далее, и так далее.
А мне-то что до этого? Все мои училки, поди, перемерли, в райских садах яблоки грызут. Некого мне поздравлять. Подумал я так, а потом задумался. И пришел я к выводу: свинота я, каких еще поискать, свинота неблагодарная. Ведь много у меня было учителей. И хороших, и очень хороших. И плохих. Были и такие. Но все равно, каждый что-то да вложил в мою пустую голову. И то, что я сейчас умничаю и выпендриваюсь перед вами, читатели мои, это и их работа. Без них вырос бы я олух олухом, ни бе, ни ме, ни кукареку.
Была, была у меня, конечно, первая учительница. Самая первая. Седенькая, добрая Антонина Ивановна. Жил я в подмосковных Подлипках. Это в нескольких десятках километров от Москвы. Школа моя была рядом с домом. А еще ближе стояла деревянная детская библиотека. В нее я записался шестилетним. Стало быть до школы я целый год нырял в эту библиотеку и перечитал уйму книг. Мальчик я был довольно развитой, читал вполне серьезные книжки. Вроде «Таинственного острова» Жюля Верна и в «Дебрях Уссурийского края» Арсеньева. Знал наизусть много стихов Лермонтова и декламировал хорошо, особенно «Бородинскую битву». Всем нравилось. А я этим был доволен. Такие вот дела.
Сейчас я понимаю, что развитой такой я был потому, что мама со мной много занималась. Мама научила меня читать, писать, даже польку танцевать. А вот одеваться самостоятельно не научила. И еще не умел я завязывать шнурки на ботинках. Мама, собирая меня школу, натягивала на своего любимого сыночка чулки, напяливала брючки и завязывала шнурки на ботинках. Для меня это было обычно. Я только успевал ноги-руки подставлять. Такие вот дела.
Все бы хорошо, но в одно распрекрасное утро мама отказалась меня одевать. Поначалу я подумал, что она шутит. Но когда до меня дошло, что это совсем не шуточки, я, естественно, закатал истерику. Но все было бесполезно. Я получил крепкую затрещину, что привело меня в чувство. Пришлось самому, глотая слезы, снаряжаться. Такие вот дела.
Так бы и ничего. Одеться-то я оделся, с грехом пополам, но шнурки на ботинках, эти противные шнурки, не хотели завязываться. Они крутились, вертелись в пальцах, как подлые червяки, но не слушались меня. Наконец мамино сердце не выдержало. И она показала мне, как надо правильно завязывать шнурки. На два бантика. Это не так просто, как вы думаете. Многие до самой старости не любят туфли со шнуровкой, а признают единственно только с пряжками, резинками, и прочее. И я думаю, это оттого, что вовремя не научились завязывать шнурки. Не только на два бантика, а хотя бы на один. Я внимательно наблюдал за действиями мамы и запоминал. Не сразу, а где-то с третьей или четвертой попытки эти вредные шнурки завязались. И я сразу возгордился. С тех пор ношу туфли только со шнурками. И других не признаю. Такие вот дела.
И вот я, счастливый первоклассник, по дворовой кличке Чайканши, завязав шнурки и схватив портфель, побежал в школу. На первый урок я опоздал минут на десять-пятнадцать. Антонина Ивановна пожурила меня, но в класс пустила, сказав: «Больше никогда не опаздывай». При этом она почему-то хитро улыбнулась. Такие вот дела.
Лишь через несколько лет мама призналась, что как-то пожаловалась Антонине Ивановне, как ей тяжело приходится, собирая меня в школу. И Антонина Ивановна настоятельно посоветовала не делать этого. А мама ответила: «Как же, он тогда непременно опоздает». А Антонина Ивановна ответила: «Ну и пусть опоздает, сердобольная вы моя. Зато научится одеваться и завязывать шнурки. И станет самостоятельным мальчиком». Такие вот дела.