Один мой сыночек штурмовал Дубоссары, другой защищал. Оба полегли. Похоронили рядом. А следом и мужа рядком положила, дорогого Иштвана Романовича. Не смог пережить смерть сыновей, сердце в клочья разорвалось. А дочка, красавица и студентка, в Америку упорхнула. За негра замуж вышла. Мамой меня все называл. Какая я ему мама! Черный как сапог и все время хохочет как дурачок. Тьфу! Одним словом — американец».
Я извинился, что память ее потревожил, всколыхнул горькие воспоминания. Но она успокоила: «У меня все отгорело. Свое отплакала. За могилками родня приглядывает, с этим все в порядке.
А я тут замуж вышла, за Виктора Аркадьевича, хорошего, доброго человека. Он давно уже овдовел, устал один жить. Да и не случайный он человек. Армейский друг Иштвана. Он меня сам разыскал и замуж позвал. Вот и коротаем век вместе.
В Москве я прижилась, полюбила и город, и москвичей. Озорничаю иногда. Из журнала вырезала портрет Бориса Николаевича Ельцина. В рамочку поместила и в туалете повесила. Как зайду туда, обязательно плюну в рожу его улыбчивую. Но это мало мне показалось. Уговорила Виктора Аркадьевича, поехали на Новодевичье кладбище. Подошли к могиле Бориса Николаевича, оглянулись, нет ли кого рядом, и плюнули. Мол, вот тебе наше спасибо за все твои дела, сволочь продажная».
Тут водитель объявил мою остановку. Я распрощался и вышел.
Вот такая история. Такие дела.
Ноябрь — декабрь, 2022 г. Москва.
Хирса
Утром, как обычно, собрались мы в радиомастерской, разобрали наряды вызовов на дом. Кто-то сбегал в соседний магазин, принес три бутылки Хирсы. Перед выходом по адресам укоренился у нас порядок: выпивали по стакану Хирсы или другого хорошего портвейна. Шли завтракать в приличной столовой самообслуживания, смотревшей на нашу мастерскую призывными окнами. А потом уже расходились по адресам выполнять заказы. Тамара, заведующая мастерской, знала наши проделки, но не особо протестовала. Потому что выполнению плана Хирса вовсе не мешала. Я работал в паре с Анатолием. Мы договорились объединять наши наряды и работали на пару. Выходило, что так выгодней со всех точек зрения. И быстрей, и качественней. Ум хорошо, а два лучше. К тому же в центре Москвы процветали коммуналки на пять, а то и на тринадцать семей. И обязательно у кого-то что-то требовало починки. Быстренько расправившись с нарядом мы приступали к нелегальной работе. Хотя официально мы числились радиомастерами, умели еще много чего. Чинили утюги, люстры, электробритвы, электроплитки и чайники электрические, телефоны и прочее, вплоть до холодильников. Это была халтура, никем ни учтенные денежки. Карманы наши к вечеру наполнялись хрустящими тугриками. Халтурные деньги — это независимость. И не надо со мной спорить. На заводах и фабриках работник полностью в руках начальства. Кому захочет шеф прибавить, тому и прибавит, а кого невзлюбит, тому премии вовек не видать. Это же истинное рабство. Что бы там не вякали про социалистическую справедливость и равенство с трибун вожди и их подголоски — это ложь, брехня. Как я понимаю евреев и армян, которые обожают всякие мастерские, вроде нашей, или часовые, ателье по пошиву одежды и обуви, лавки овощные. Поди их проверь, сколько они на самом деле зашибают. Зубы обломаешь проверять да за руку хватать. Хорошо быть честным, но когда зарплаты хватает лишь на пустые щи да картошку в мундире, как-то, неожиданно для себя, начинаешь жуликам завидовать. Такие дела. И не надо спорить.
Ну вот, уединились мы в дальней комнатке, подальше от Тамары, чтобы принять по стакану бодрящего напитка, как вдруг дверь с грохотом отворяется. И Тамара с порога нам: «Попались, пьянь! Не можете, как все нормальные люди, работать. Всех к чертям собачьим уволю!» Мы удивленно переглянулись, что это с ней, как с цепи сорвалась. Судаков Женя, по кличке Судак, сын, между прочим, посла в какой-то азиатской стране, с улыбкой за всех отвечает на обвинения: «Томочка, ангелочек, ну ты же знаешь, у нас ритуал такой. Принесем мы тебе выручку, даже не сомневайся». На Тамару это не особенно-то и подействовало, но все же помягче стала. «Да ну вас к чертям! А вот ты, Валентин, и ты, Анатолий, живо за мной». И вытащила нас из компании. Эх, не успели мы насладиться эликсиром здоровья. Да и вообще, чего это она к нам прицепилась, грехов за собой особых мы не знали. Провела она нас в свой кабинет и говорит: «Вам особое задание. Сейчас подниметесь на третий этаж к нашей благодетельнице. Чего-то у нее непорядок с приемником, и торшер не горит. Сделайте на совесть. И не вздумайте денег брать». Надо так надо. Взяли мы свои чемоданчики с инструментом и поднялись на третий этаж. Такие дела.