через расстрелянных отцов,
через растерзанных пророков.
И вот пришли в конце концов —
и отшатнулися, потрогав.
Шестая часть планеты всей
стоит, растерянно взирая.
Подайте, люди, хлеба ей —
спасибо скажет, умирая.
Дурдом
На улице снег, одновременно дождь,
С трибуны приветливо машет нам вождь.
Мы все завопили зачем-то «Ур-ра!»
Дурдом всенародный — лечиться пора.
Еще разок
А ну, попробуем еще,
Последний раз, быть может,
Как бьется сердце под плащом,
Когда день славно прожит.
А ну, в последний, может, раз
Перо достанем с полки,
Напишем пару чудных фраз,
Как ночи нынче долги,
Как хорошо страдать любя
И быть любимым тоже,
Прощать за многое тебя
И быть с собою строже.
О том, как горько уходить
Из молодости к взрослым.
Как сложно в пару фраз вместить
Все, попрощавшись с прошлым.
Жажда
Пейте кровь из горла жертвы,
это полезно для вашего здоровья.
Смотрите, как она бледнеет,
зато на ваших щеках зажигается
румянец.
Все тело наливается силой,
и вы уверенно идете к звезде,
что призывно мерцает на горизонте.
Она так прекрасна, как девушка
с нежной шеей,
чья кровь так вкусна.
Засранец
Звоню на мир я, как звонарь,
Вдруг мир меня и впрямь услышит,
Пусть мыслящая, все же тварь,
Что ползает, летает, дышит.
Не царь природы я — прислуга!
На трон уселся самозванцем.
И обозвав меня засранцем,
Природа выдерет за ухо.
Замарашка
Ты некрасивая, почти что замарашка,
И как подросток угловата и худа.
Так отчего ж не сплю, вздыхая тяжко?
Любимая, полюбишь ли когда?
Ну кто тебя любить ещё так будет?
Стихи, улыбку, сердце, — на!
О счастье! Счастье! Вижу: любит
Неопытная, ранняя Весна.
Здесь
До чего бедна природа
поздней осенью у нас:
как неумная острота —
рот кривит и щурит глаз.
В поле — грязь, в лесу — сироты:
липы, клены и ольхи,
кучи, где живут народы
муравьев, как смерть глухи.
Мало птиц, и так тоскливо
ветер ноет меж ветвей,
небо, не скажу, игриво,
смотрит из-под туч-бровей.
Отчего же так щемяще
любишь это все вокруг,
и не ищешь край, что слаще?
Не ответить сразу, вдруг.
Просто вот люблю, и все тут,
и без этого не жить.
Здесь умру, здесь похоронят,
здесь дела мои вершить.
Здесь встречать мороз и лето,
здесь растить моих детей,
ждать мечты моей рассвета,
птичек ждать, весны гостей.
Казак
И снова слякоть на дворе,
покрытом черным небом,
без звезд, луны и фонарей,
как в прошлом грустном
январе,
с ноздрястым грязным снегом,
в котором спал хмельной Андрей.
Все то ж, но на снегу другой
сопит, раскинув руки,
как во степи казак лихой.
Андрей же, друг мой дорогой,
повесился со скуки.
А был он парень неплохой.
Клобук
Я любил, да отгорел,
трезвый стал и умный,
не боюсь Амура стрел —
я б пошел в игумны.
Долгий подрясник
да черный клобук —
я вам не проказник,
я бабушкин внук.
Лбом об пол, да крест сложу,
да сотворю молитву.
Вере исто послужу,
да кадыком — на бритву.
Ты ж посмейся: «Ха-ха-ха,
так ему и надо!»
Коли зачат от греха,
бояться ль мне греха-то?