Лучи восходящего солнца добрались и до палача. Доспехи стали плавиться, исходя в черный дым, и вскоре он исчез среди пролитых лучей солнца. Правду сказать мы не были тому свидетелями, наша память лишь сохранила предсмертный рык-стон, чудище печалилось о погибшем цветке, очень уж жалостливо. Даже у меня кольнуло в груди, но что поделать, зло погубило зло, а в сказках это самый подходящий финал, тем более на добрых героях, ни царапины. Что до страданий злодеев, люду, терзаемому ими в прежние времена или сейчас, честно говоря, глубоко наплевать, а мораль извлекайте сами.
Меж тем быв свидетелями такого чудесного избавления, причем наиживейшими из живых, я признаюсь честно, радовались этому спасению, только мы с псом. Вообще-то женская натура или природа может быть познана разумом, но до конца никогда не останется разгаданной и спутница наша ближе к вечеру окончательно надула губы и на расспросы в чем беда приключилась, знай, огрызалась. Лохмач хоть и был псом, что ему до причуд и тонкостей женского характера, а верно подметил, шепнув на ухо - По пустяку осерчала, а выведаем эту причину, глаголю пилигрим, со смеху попадаем. Дулась девка порядком немало, а в конец видно ее злоба и разобрала, началось тут пиление и сверление мозга. Слушать подобный вздор без смеха не представлялось делом возможным, косы, ей утерянные, жалко стало, мол, знак не добрый и все тут, жизнь псу под хвост. Лохмач катался от хохоту. - Да краса девица, замуж тебе срок подошел. Ох, и будешь ты мужику своему плешь проедать и детишек тебе непоседливых ораву надобно, чтоб ни минуты покоя, иначе беда. Пес чихнул - Эк горе, косы потеряла, так жива на воле, ветром дышишь. Домой возвернешься. Родным, какая радость, да и жених верно имеется. - Помалкивай грамотей блохастый, мое дело, о чем горевать, а о чем радоваться. Кто ж я теперь? Ишь, как изверг тот обкорнал, едва головы не лишилась, а магистр очень даже интересный мужчина был - и она чуть не разревелась. - Э, милая погоди, погоди, это что получается? - А то! - девка состроила кислую мину. - Нет мне надобности домой возвращаться. - А как же отец да мать? - недоумевая, спросил я. - А вот так, нет их и точка, сирота я царского роду. - Ну а добрый молодец с кровью горячей, кто ж он тебе? - Суженый, которому трон надобен, он то на все пойдет, а моя жизнь пиши, пропала. Упекут в монастырь и сказке конец. - Ну, это понятно, а про косы чего печалишься? - спросил ее. - Отстанешь ты со своими вопросами? - передразнила она. - Ладно, заметано. Если в косах вся беда, то пусть. Видно создатель имел особый замысел, когда задумал ваше племя, как-нибудь на досуге надобно обстоятельно обдумать данную проблему. Сердится, ты прекращай, отрастут твои косы и году не минет - пес тоже был согласен с моими словами, а далее шагать стало куда легче, чем прежде.
Время близилось к ночи, и я объявил привал, все ж путешествия по горам отнимают много сил, которые надобно пополнять сытым ужином, но таковой отсутствовал, а на голодный желудок, как известно и ночь длинна. Пес уставился грустным взором обычным, как водится у собак на огонь, зевнул пару раз с тем и уснул, девка ему под стать вскорости тоже клевала носом. Так что в беспокойных остался один я. Сон не шел ко мне, не опутывал дремою. Я подбросил еще веток и как часто это бывает, уставился на огонь. Конечно же, после пережитого не так-то просто прийти к обыденности, она проста, нелепа, веет сном, и если ты действительно знаешь этому цену, то навряд ли сумеешь заснуть. Хотя для говорящего пса или нашей спутницы спасение и есть только слово со значением, которое посредством чуда свершилось, и они мирно спят, но почему, же сон обошел стороной? Дорога на север? Я задумался, следовательно, еще не все. Я предчувствую, что грядут не малые испытания, а это ушло уже в ту область, где обитают истории, сказки дорог. Может поэтому не спится? Для некоторых людей достаточно того что было, я же живу тем, что придет и это не дает покоя, во мне имеется прошлое, но оно лишь история, некая присказка к тому, что началось и не завершится даже после меня. Я посмотрел на своих спутников. Каждый из них найдет свое пристанище, место или дом, где существует конечная точка их дороги. Я же давно обрел свой путь, они вернутся и обретут желаемое, а мне по пути. От посетившей мысли губы тронула легкая усмешка, каждый раз ты находишь ответ там, где он и был, словно позабытую вещь и удивляешься, как так вышло, что раньше его не замечал, а он все время был перед носом. Я зевнул, потянулся, предвкушая, что сон будет сладок, ровен, спокоен и камни ему не помеха. Славное приключение у нас получилось и если завтра приготовит нечто подобное, значит это благословенное завтра, в котором есть азарт и кураж, придающие силы и желание идти навстречу.
Сон мой после густых клубов тумана видно приобрел некую устойчивость, потому как чувствовалось, что на месте у тверди далекой. На данный момент, после всего произошедшего, возникнет отсутствующий пейзаж и припомнится нечто далекое. По малу переходящее в некое и образы. Оно возникнет, и я засвидетельствую своим присутствием то, что в скором времени увижу, чему буду участником или наблюдателем сторонним. Я уже там, я уже здесь.
Был перед глазами храм величественный и древний, чья слава покоилась под сводами его, неведомо было мне, а ступени, ведущие к нему, ничего поведать не могли, ведь пройти по ним мог каждый, кто имеет намерение или вознамерился. Я же просто переминался с ноги на ногу. В этой тишине расстояние утеряло длину со временем и шаг первый последующий, теперь нес в себе значимость сути и веса. Предопределенность прямоты подъема, когда вниз незачем и боязно смотреть, притягательно лишь восхождение, что ждет там? Окажется ли дверь знаковой или не запертой закодированными тайнами пыльной паутины? Я уже шел, не помышляя о возможности вернуться назад, пусть говорят, что там истоки с корнями. Одолеть подъем, а там, быть может, и хитроумный лабиринт познания, да дорога извилистая, полная истин да жизни иной, неизведанной, тропы не хоженые, лестницы золоченые буравящие небо на земле. Ветер, шум прибоя, солнце под крылом орлиным, колесницы богов или тех, кто готов пожертвовать и сойти вниз, созидать борьбу иль войну кровопролитную, нести огонь и дар в груди под сердцем. Их имен нет на слуху людском, а молва там писк мышиный, великим незачем быть еще кем-то, достаточно и этого бремени. Или это шутка, вовлекающая в незыблемое заблуждение и парадокс, парадигма слепых и молчаливых, умеющих слышать, но безмолвных. Они признают правоту голода, они пресытились и забыли, затерялись посреди чистополя. Стоят оскорбленные вкусом ветра о чаде угарном крамолят речами вздорными, когда перевалило за необходимость, стало вдруг мало, возник червь и сужденья.
Я перешагнул ступень последнюю и тишина вмиг отступила. Вытекла воском из ушных раковин, а тут действительно слышен ветер, он завывает собакой у дверей приоткрытых. В храме же служба шла, и с чего я замешкался как тот мнительный дурень. Я вошел, и было вознамерился по укладу привычному осенить крестом себя, да не тут-то было, о чем расскажу по ходу дела. Признаться честно, было чему дивиться да глаза таращить. Прихожане все виду божественного, сплошь величье в сиянье, ноги мои свинцом налились, после безвольно подкосились. Правили службой у алтаря два подлеца мордоворот-Заглот и тучный-Утробник. Людишки так сяк одним словом прозвища, но держали, то царскую осанку, да не по одежонке своей латаной и оспой их рожи были мечены, а с языка, что, ни слово, то брань площадная срывалась. Но паства затаив дыхание каждому слову внимала безропотно, не сон, а анекдотец скверный.
- Мы несем на плечах своих, ваше истинное слово, вы же держите ответ перед людьми! Мы будем вести к свету и только вперед, не щадя никого, скольких еще вы пожалуете нам для утоления аппетита? Невинные боги, ибо трудно отыскать в их совершенстве вину, а невинность и совершенство вполне уживчивы и никогда не вздорят, молча, внимали словам с кафедры. Тучный-Утробник громко отрыгнул - Это не торг! Эй вы, парчовая паства, это требование большего! Мордоворот-Заглот взглядом молнией прошелся по лицам божественным - Надобно поглощение и не малое в количествах. Ваш ответ не робкого десятка избранники? - уголки огромных губ подлеца растянулись до ушей. Он ожидал из покорного молчания одобрение и согласие. - Что ж, будем исцелять на рыжих и лысых - тучный-Утробник тяжело поднялся, плотоядно облизнул губы, взглядом выискивая кого-то заранее помеченного. - Значит так, бабы на право, мужики налево, остальной зоопарк с горы долой, ваше время земное. Пируйте, как заблагорассудится, да как можете - закончил, злобно рыча, мордоворот-Заглот. Боги, храня молчание без единой искры гнева, тут же исполнили приказ. Эк сон чудной, подумалось мне во сне, но я решил и далее держать сторону наблюдателя, имея интерес один суетный, как, же можно поделить богов на рыжих и лысых?