Шорох за спиной на лестничной клетке, куда свалились подрезанные ею первые два охотника, она услышала слишком поздно и обернуться снова уже не успела…
***
========== ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Вадим. Тяжелый день ==========
— Чу рлять! — сказал Алик. — Чу рлять, пр-рыгать-пр-рыгать! Гор-рки, вай дём?
Вадим поморщился. Поправил обреченно, не особо надеясь, что сработает:
— Скажи нормально. А то никуда мы с тобой не пойдем.
Алик скуксился было, хныкнул даже, но тут же разулыбался снова и старательно выговорил:
— Давай на гор-рки пойдем! На гор-р-р-рки! Хочу гур-лять!
Так и есть — примитивная родительская хитрость не сработала и теперь придется отвечать за базар и тащиться на детскую площадку. Идти туда Вадиму не хотелось до скрежета зубовного. Но ребенок свою часть сделки выполнил добросовестно — и теперь ожидал такой же честности и от взрослого партнера. Честность, твою ж мать, наше все! Вадим подавил тяжелый вздох и повернул в сторону многоголосого детского визга. Снова поморщился — голова как начала раскалываться с утра, так и не прекращала, а моросящий весь день дождь не улучшал ни самочувствия, ни настроения.
Поспать Вадиму сегодня ночью так и не удалось. С вечера тревожило смутное беспокойство, невнятное и тягомотное, когда так и тянет сорваться из-за любого пустяка и все из рук валится. Каша подгорела, чего с Вадимом не случалось уже давно, убежал традиционный вечерний кофе, залив пенкой всю жарочную панель, прикипев к ней намертво и надолго пропитав кухню кофейным ароматом.
Если учесть, что кофе был для Вадима жизненно необходимой гадостью похуже рвотного, которую надобно выпить побыстрее и закусить чем-нибудь несладким, чтобы эта дрянь обратно не попросилась, а от запаха его так и вообще каждый раз передергивало, — надо ли уточнять, что перспектива обонять эту мерзость постоянно ничуть его не обрадовала? А тут еще и Алик раскапризничался и отказался есть сосиску с горошком и сладкой кукурузой, хотя еще вчера трескал их, за уши не оттащишь. Сегодня же раскатал горошины с кукурузинами по клеенке и заявил, что это станции гашения и ему не хватает красных и серых конфеток. Без которых ну никак невозможно построить правильную трассу и провести корабль-сосиску к пункту назначения «рот». Пришлось применить воспитательные меры крайней степени суровости и родительский голос номер четыре. Алик надулся, но хотя бы все съел. Ну, или почти все. Зато заснул быстро, еще даже не коснувшись головой подушки.
А вот самому Вадиму заснуть никак не удавалось. Все старые, давно зажившие раны словно сговорились, соскучились и решили хором напомнить о своем существовании, никак не получалось найти позу, которая хотя бы частично устроила все ноющие части тела. И сосало под ложечкой смутное ощущение надвигающейся беды, еще более мерзкой оттого, что не получалось даже приблизительно предположить, откуда же ею тянет. Словно сырой сквозняк по ногам, вроде и незаметно почти, а волосы на затылке дыбом
Самое паршивое, что никаких предпосылок Вадим вычленить не мог, как ни старался. Никаких подозрительных личностей в подозрительной близости от Алика за последние три недели обнаружено не было ни разу, что давало определенную надежду. Если и не на то, что Вадиму таки удалось убить ту рыжую дрянь (ха! боевого киборга? двумя жалкими выстрелами?! не смешите мои ботинки!), то хотя бы на то, что она оценила серьезность его намерений и на некоторое время оставила попытки. Если и не насовсем, начав поиски другой жертвы, то хотя бы отложила до лучших времен. Ждет, когда он успокоится, расслабится, снимет усиленную охрану. Так что по логике как раз сейчас-то Вадиму и следовало успокоиться, расслабиться и отдохнуть, пока есть такая возможность.
Не тут-то было.
Упорное сохранение неподвижности (практически «лежка смирно») в надежде таким образом обмануть собственный организм помогли не более, чем пересчет кораблей, друг за другом прыгающих в червоточину. Попытавшись заменить корабли с червоточиной более привычными десантниками и открытым люком десантного катера, Вадим добился лишь того, что сон пропал окончательно. В конце концов он не выдержал и вышел в коридор, малодушно оправдывая себя тем, что просто идет на кухню попить воды.
И обнаружил распахнутую настежь входную дверь. А за ней — лестницу, заваленную трупами…
— Алик! У тебя ровно час и ни минутой больше! Ты слышишь?
Бесполезно. Даже если слышит — сделает вид, что все вокруг орут слишком громко. Но Вадим честно предупредил. Час — и домой. Может быть, хотя бы сегодня удастся выспаться…
…Три охотника в полном вооружении, располосованные вдоль и поперек — тошнотворный запах горелой пластмассы и плоти на лестнице не могло перебить даже мерзкой вонью горелого кофе, хотя в квартире это ей вполне удавалось. И рыжая дрянь (ну кто бы сомневался!) — полупролетом ниже. С дырой в груди и разбитой чуть ли не всмятку башкой, вниз которой она, похоже, навернулась с верхней ступеньки. Дыра в груди вряд ли ее остановила бы, но один из охотников умер не сразу и таки сумел врубить свой блокатор. Между прочим, совершенно нелицензионный и наверняка со сбитым номером, вряд ли кто из этих ребят являлся официальным сотрудником «DEX-компани», а никому иному иметь такие игрушки по штату не положено.
Вот же твари! Не нашли другого места для своих разборок. Впрочем, чего от них еще ждать? Одно слово — твари.
Лишний раз сообщив вселенной о том, как же он ненавидит киборгов, Вадим позвонил шефу и вызвал бригаду зачистки — пока не проснулись соседи и не поинтересовались: а что это тут у вас, собственно, происходит?
Больше всего Вадима бесило, что при первой встрече он так лажанулся с этой рыжей дрянью, посчитав ее почти человеком. Пусть и не сразу посчитав, а лишь когда прошел первый и самый острый приступ паники, но все-таки. Алик так естественно смотрелся у нее на руках, так логично, так… правильно, что ли, что Вадима кольнуло острой завистью: на его собственных граблях, если не врет зеркало, Алик никогда так не смотрелся, все-таки в женщине с ребенком на руках есть что-то архетипическое, даже если это и не ее ребенок. И даже если она и не совсем женщина.
Конечно же, он ругался тогда! И злился. Но все-таки был ей почти благодарен за эту странную воскресную прогулку на грани киднеппинга. И за то, что она не убила никого из тех бандитов на парковке. Тем более что один из них был вадимовским коллегой под глубоким прикрытием и его гибели Вадим бы постарался не допустить всеми возможными методами, впадая в обреченную панику от одной только мысли о том, чем это может кончиться для Алика, и понимая, что все равно придется, потому что иначе нельзя, и тут она сказала: «Ладно». Просто ладно, одно короткое слово и ничего больше, но он вдруг почему-то понял — не убьет. И поверил.
Дурак.
Он ни слова не сказал о ней местной полиции. Ни слова правды, в смысле. Рыжая девочка? Да, была такая. Ох, инспектор! Какая девочка! Красивая. И без комплексов, ну вы меня понимаете, инспектор? Алик ей понравился, ну вы же знаете, инспектор, девушкам нравятся кошечки и деточки. Нет, имени не знаю, сегодня познакомились… вернее, познакомились бы как раз, если бы не эти идиоты. Пока они на нее отвлеклись, я их и оприходовал. Руку вот повредил. Нет, куда она сбежала, не заметил. Нет, телефончика взять не успел… А уж мне-то как жаль, инспектор, вы даже представить себе не можете!
После того инцидента его обязали носить при себе оружие, чем изрядно повеселили. Какое оружие когда и кому помогало, ребята? Если захотят убить — убьют, будь ты хоть до зубов вооружен, тут важно сделать так, чтобы не захотели…
Через двое суток Вадиму стало не до смеха и служебным бластером пришлось воспользоваться — когда рыжая дрянь попыталась украсть Алика. Нагло. Среди бела дня, на глазах у десятков людей. Прямо у детской площадки, в пяти метрах от самого Вадима, который слегка отвлекся.