Прекрасные глаза Игерны затуманились; подперев рукой подбородок, она поглядела в окно, где теплый ветер колыхал занавески.
- Дети скоро заткнут нас за пояс. Их лица будут глядеть с афиш, их имена - собирать полные залы... Не верится, что столько лет прошло. Вроде только вчера я выбежала из гримерки, не успев переодеться, велела шоферу гнать в Вышетраву, где этот шантажист, - она кивнула на мужа, - собирался отдать богу душу с осколком под ребрами. В театр я больше не возвращалась. Мне кажется, в моей гримерке все так и лежит, как осталось: зеркало, алый веер из перьев, ирейская серебряная маска...
- Ей такой подарок достался, - пророкотал сэн Ротгер. - Я, то есть. А она все о какой-то маске вспоминает. Поедем в Ирею на лыжах кататься и купим там тысячу масок.
- Я ему сказала: «Если выживешь, выйду за тебя». Это после того, как он довел меня до скандала, рассказывая, какой славный домик у нас будет и сколько детишек мы заведем. А сам даже предложения не сделал.
- Дорогая! Ты же все твердила, что слышать о замужестве не хочешь!
- Вот и молчал бы про домик! Я об тебя, между прочим, сагайский чайник разбила из бумажного фарфора. Красивейшая вещь была. Ты вот все обещаешь такой же купить, а где?
- Видать, придется в Сагай ехать, - сэн Ротгер развел руками и вдруг нахмурился: - Погоди, что ты говоришь, я точно помню, что делал предложение!
- Это я сделала тебе предложение, дорогой. А тебе пришлось жениться, - она засмеялась, - раз уж выжил.
Краем глаза Рамиро наблюдал, как мучается подросток, сын Агиларов. Парню отвратительно было слушать, как родители предаются слащавым воспоминаниям. Он отодвинул тарелку, встал и пробурчал, глядя в стол:
- Я сыт, спасибо, можно мне выйти?
- Нельзя! - рявкнул отец - неожиданно резко и очень громко. В серванте отозвался хрусталь. Лара вздрогнула, Макабрин и Марея переглянулись. - Сядь и доедай, что у тебя в тарелке. Обед еще не закончился.
Парень стиснул зубы и хлопнулся обратно на стул. Повисла неловкая пауза.
- Роди, - мягко сказала Игерна. - Не надо на мальчика кричать.
Агилар сам понял, что перегнул палку, и нахмурился.
- Э-э... - Лара перевела внимание хозяина на себя. - Юный Стрев уже учится в Академии?
- Нет, - Сэн Ротгер сбавил тон, но продолжал хмуриться. - Мать ему год гулянок выхлопотала. Вот он и гуляет, бездельник. В Академии быстро бы обкорнали патлы эти белесые.
- Через год и обкорнают, - так же мягко напомнила Игерна. - И татуировку сведут. Куда спешить? Наестся еще муштры. Пусть отдохнет после училища.
- После училища идут в пехоту. Или техподдержку, - Агилар поджал губы. - А не шляются по улицам без дела. Димар, - он повернулся к Макабрину. - Вы после школы сразу поступили?
- Нет, сэн Ротгер, - пилот смущенно улыбнулся. - Я полтора года работал механиком у отца и полгода - диспетчером в Большом Крыле.
- Вот! - Агилар значительно сжал руку в кулак. - Вот это я понимаю. Ни дня, прожитого зря. В двадцать лет юноша получает пояс, шпоры и боевую машину, готов служить королю, лорду и Отечеству. Ваш отец гордится вами, сэн Димар. Вас же сам сэн Алисан посвящал?
- Да. - Молодой Макабрин быстро глянул в сторону Стрева, тот угрюмо смотрел в тарелку, губы его шевелились. - Но мне просто повезло. На собственный самолет я бы еще лет пять копил. Мне отец свой подарил. Так что я рыцарь только по его милости.
- Ну, ну, не умаляйте свои заслуги, Димар. Далеко не всякий, способный приобрести самолет, становится рыцарем.
Из распахнутых окон сквозь отдаленную музыку и чириканье воробьев донесся приглушенный шум мотора. Залаяла собака. Стукнула дверь автомобиля.
- А вот и опоздавший, - Игерна поднялась, чтобы встретить гостя.
Навстречу ей из дверей уже выглядывал слуга:
- Сэн Вильфрем Элспена!
- Проводи его к нам, Фетт. - Агилар тоже поднялся. - И вели уже подавать жаркое.
Лара оглянулась на Рамиро, посмотрела требовательно, скривила тонкие алые губы. Мол, не сиди кулем, я тебя сюда не пироги есть привезла.
Ты и без меня прекрасно справляешься, шевелением бровей ответил Рамиро.
Быстрой походкой в залу вошел Виль. Он нес под мышкой перехваченную ремнем кипу бумаг.
- Прошу прощения за задержку, прекрасные дамы и господа. Ездил в типографию, привез распечатки. Тридцать два экземпляра.
Пока Лара знакомила журналиста с хозяевами, а слуги вносили и расставляли блюда с горячим, Марея, вывернув голову, рассматривала бумаги, брошенные на стул.
- «Песни сорокопута», - прочитала она. - Это новый сценарий?
Рамиро кивнул, впечатленный. Вот это работоспособность! Виль успел написать пьесу, тогда как у самого Рамиро было десятка полтора набросков - и ни одного внятного рисунка.