Цветная пыль...
- День, что на самом деле происходит?
- Я вижу несколько вариантов, - День внял нетерпеливым гудкам и наконец тронул «орку» с места. - Или кто-то пытается испортить отношения Дара и Сумерек, совершая провокации. Или кто-то пытается создать ситуацию, пригодную для гражданской войны. Или...
- Или что?
- Что-то третье. Все, что угодно. Но парень действительно убил человека во время ритуала вызова; он указал на своего родича как на организатора, и пока этого родича не нашли. Оперативность, с какой фотографии оказались у Врана, который известен как непримиримый враг Полночи, заставляет думать, что это сделано нарочно. Кто-то предполагал, что старый ворон взовьется и натворит дел. Полуночного может уже не быть в Даре, его могли выдернуть для какого-то конкретного дела - «сходи туда не знаю куда» или «принеси мне мешок золота», что там еще людям бывает нужно?
- Не знаю.
- И я не знаю. Так вот, возможно, само по себе жертвоприношение не имеет никакого значения. Ну, труп. Хотя высокие лорды могли бы лучше следить за своими сыновьями... Однако они очень заняты, заседая в совете и решая - так ли страшно мы опасны, предоставляя вам лекарства, технологии и... дружбу.
- День...
- Я уже более трехсот лет День. Круглые сутки.
- Вся эта история похожа на бред.
- Конечно, - легко согласился дролери. - Только это не делает ее менее опасной.
Рамиро открыл ящичек, в котором лежал обещанный подарок. В голове толклись обрывки мыслей, никак не желая укладываться в единое целое. Книга в красивом старинном переплете. Он безучастно глянул.
«Песни Синего дракона». Надо же... Раритет. Сборник найльских легенд; в Даре сто лет не переиздавался.
Что он знает о Полночи... Демоны... хлопанье крыльев во мраке... нельзя войти без приглашения в дверь чужого дома... Холодный Господин со своей сетью. Зеленоватое сияние, которое иногда видишь в кошмарах... проклятые души... сделки с Полуночью. Ножи.
«Я помню лета яркий свет и годы впереди, но ледяней и злее всех клинок в моей груди. Я вижу мир как наяву, я слышу пенье вод, и смерть напрасно я зову к себе который год...»
- Полночь - она же, ну... вроде никак себя не проявляет уже много лет. Трудно поверить, что...
- Рамиро Илен, - проникновенно сказал День. - Было время, когда тебе трудно было поверить в меня. Если мне не изменяет память, ты все время норовил меня пощупать и приговаривал что-то вроде «мары меня раздери, это же дролери из Холмов».
- Ну, ты... - Рамиро смутился. Ему ярко представились юные годы, и то утро в лесу после долгого и мучительного отступления, когда на поляну к ним вышло сияющее, как луч, золотоволосое создание, без видимых усилий несущее тяжеленный вещмешок и винтовку, обмотанную тряпками. - Ты, День, - это же ты. Другое дело.
- Может случиться так, что Полночь тоже может стать «другим делом». - «Орка» остановилась. - Приехали. Вылезай.
Рамиро посмотрел на дролери. Идеальный профиль, хоть на монету чекань; костюм с иголочки, руки в перчатках лежат на замшевой шкуре руля...
- Проваливай, - красивые губы сжались. День упорно смотрел на дорогу. - В свете происходящего мне хочется бегать по кругу и голосить, я лучше сделаю это в одиночестве. Чтобы... не разрушать твоих иллюзий.
Рамиро вздохнул и полез из машины.
- Книгу забыл. И... Раро.
- Что?
- Почитай ее внимательно, подумай. Там немало написано о том, как ведут себя фолари в присутствии Полночи.
- Хорошо.
- Я говорю серьезно. Если все так плохо, как я думаю, избавься от мальчишки как можно скорее. Верни его обратно в канаву.
- Угу.
- Я бы не хотел через некоторое время собирать по квартире твои размотанные кишки.
- Ага.
Рамиро захлопнул дверь и пошел к своему подъезду. «Орка» некоторое время стояла на месте, потом бесшумно тронулась и исчезла в путанице переулков.
***
Экскурсионный автобус шел по левому берегу Маржины, оставив позади и внизу речной порт с лесом желтых грузовых кранов, складами и железной дорогой. Небо над заливом Ла Бока сделалось пустым и золотым, как жерло ангельской трубы. За автобусным окном плыли тесные улицы, перекрестки, стада разномастных машин, рекламные щиты и ранняя иллюминация.
От старого города остались одни воспоминания. Глядя в окно, он не узнавал ничего, даже силуэта прибрежных скал.