Ньет прошел по пояс в воде, присел на каменный приступок. С волос, штанов и футболки текла вода.
Туша, облеченная зеленоватым свечением в темноте, чуть пошевелилась.
- Как дела по спасению мира? - прошлепала она.
- Привет, Мох. Все унываешь?
- Какого черта ты шляешься во внешний мир? Только нас позоришь. Мы не дружим с людьми. Люди лишили нас дома.
- Вы и с собой-то не дружите, - Ньет фыркнул. - Знаешь, Мох, я не готов прожить остаток дней так, как ты - приклеившись задницей к стене и разлагаясь на слизь и водоросли. Все меняется, даже альфары это понимают.
- Альфары... с-с-с-с-с...
- Так можно веками прятаться в канализации или развлекать зевак. Мутить воду. А потом сдохнуть.
- А ты что предложишь, Осока? Попроситься к людям? Вдруг не выгонят? Пустят в свои чистые дома, на мягкие постели? Не с-с-смеши меня.
- Нет... не предложу. Это очень тяжело - жить с людьми, - честно сказал Ньет.
Мох снова заворочался, пошевелил лапками-плавниками; капала вода, отдаваясь эхом под сводами.
- Должно быть место, где мы еще можем жить нормально. Не двое-трое фолари, которые в состоянии удерживать человеческий облик и пользоваться ножом и вилкой, а все, весь народ - кривые, хвостатые, чешуйчатые, собакоголовые... Все. Мох, ты раньше плавал в море. Если туда податься?
- Ты море видел? Река ведь в море впадает.
- Видел. Издали. - По правде говоря, Ньет увидел море только сегодня утром, проезжая с Рамиро по Журавьей Косе.
- Издали! А что издали-то? Тут устье в двух шагах. Иди погуляй по берегу, пособирай камушки. Посмотрим, что тебе морские скажут. Если сразу голову не откусят.
Ньет не ответил, уставился в темноту, обняв колени руками.
Кого ни спроси, все кричат в один голос, что морские - огромные, как горы, злые и никого не пускают в свое море.
Но море такое просторное...
- Я тебе так скажу, у каждого своя судьба. И у нашего народа она кончилась. Нечего ко всем с расспросами приставать. Родился в реке - живи в реке, а нет больше реки - сиди на берегу людям на посмешище. Одно беспокойство от тебя, Осока.
Клацнули огромные челюсти, и Мох с головой ушел на дно; скользкая широкая спина бревном маячила на поверхности.
Говаривали, что Мох когда-то был свободным морским скитальцем, странствовал с места на место, нигде не останавливаясь надолго. А потом нашел свой приют здесь. И теперь не хочет двигаться с места, даже вспоминать ничего не хочет. Всем доволен.
Ньет вдохнул запах сырости и плесени и закусил губу.
***
Он сдвинул со стола заплесневелые бумаги, постоял, проводя пальцами по пыльной дубовой столешнице.
Тяжелые бархатные занавеси скрывали окно, в их складках скопилось само время. Поблекли и пожелтели шпалеры с райскими птицами.
Он отвернулся от окна и зашагал по комнате, мерно постукивая каблуками.
Пыль покрывала все здесь - позеленевшую бронзу вьюшек и дверных ручек, прихотливые изгибы карниза, ореховую обшивку нижней части стен.
Зеркала прикрыты тканью, убран ковер на лестнице, в вытертых каменных ступенях остались ушки от прижимных стержней.
Сагайская напольная ваза сохраняла в себе сухие стебли; драконы вились по тонкому фарфору, являя из-под серого налета яркие усы, оскаленные пасти. Он отвлекся, разглядывая их, и застыл в задумчивости.
Часы ― массивные, высокие, с маятником - остановились, казалось, столетия назад.
«Культурный фонд Лавенгов», гласила табличка над входом.
Спуститься с лестницы, постоять в просторном темном холле, слепо глядя в занавешенное зеркало. Усмехнуться.
Снова подняться наверх, в комнату с эркерным окном, где на столе истлевшие записи, в шкафу - заскорузлые от времени книги.
Потом он опустился в старое гобеленовое кресло с неразличимым почти гербом, закинул ногу на ногу, привычно потер щемившее левое плечо.
Снял с древнего, с рожками, телефона трубку, покрутил диск.
- Госпожа Лара? Это заказчик. Да... нет... вы получили деньги?
Молчание. Неразборчивый женский голос.
- Конечно. Берите все самое лучшее. Я... буду очень благодарен.
Глава 3.
3
Ньет некоторое время вглядывался в лицо госпожи Кресты Карины, стараясь понять - человек ли это. Танцовщица - старая, сухая, костистая, с тяжелыми кольцами на птичьих пальцах - слушала разговор. Наконец взгляд огромных, черных, густо подведенных глаз остановился на нем. Ньет вздрогнул - будто обожгло.
Человек. Но с колоссальной личной силой, впору альфару какому-нибудь неслабому.