Он не знал, сколько жабок и тритонов спаслось из шумашинского отстойника. Остался ли вообще кто живой к моменту, как Рамиро там появился.
Когда сосредоточенный контактный заряд переломил запирающий брус, и железные воротца распахнулись под напором воды, в овраг хлынули грязь и пена, обломки и мусор, и бог весть, что там было еще, в темноте не разглядишь. Если там и были фолари, Рамиро их не увидел. Спросить у Лары с Крестой вернулись ли фолари на набережную, он не решился.
В камеру заглянул охранник:
- Прекрасные дамы, время посещения истекло.
На прощание женщины расцеловали Рамиро, а Креста сжала стальными пальцами рамирово ухо и больно покрутила - почти забытый, но в пору рамировой юности частенько практикуемый способ добавить племяннику ума.
Он прошел по камере два шага чтобы проводить их. В раскрытую дверь был виден коридор, крашеный на два ярда от пола скучной бежевенькой краской. Двое охранников вели заключенного в белой, с расстегнутыми рукавами и воротом - видно вынули запонки - рубахе, со скованными за спиной руками, высокого - на полголовы выше их - с белесым чубом и прозрачными глазами; даже без гербов и нашивок принадлежность господина макабринской фамилии была очевидна. Охрана остановилась, пропуская женщин, а заключенный учтиво им поклонился, не опустив глаз.
Рамиро неожиданно вспомнил, что уже видел эту морду, и даже вспомнил где - в парке, в день коронации, во время ритуальной потасовки с дролери из "Плазмы". Помнится, господин этот так обессилел от алкогольных подвигов, что его отливали водой из фонтана.
А теперь он сидит в соседней камере.
Дверь закрылась, щелкнул засов - Рамиро немного постоял, глядя на круглый стеклянный глазок, в который нельзя было посмотреть изнутри, а снаружи - можно, потом вздохнул и сел на кровать, облокотился на откидной стол.
Камеры Карселины напоминали смесь купе поезда и муниципальной больницы, вот только ему, Рамиро, тут было не место.
Карселина - это для нобилей. Это им приносят питательный диетический обед: первое, второе и компот, для них тут тюремный врач и даже, говорят, психолог, прогулки по крытому внутреннему двору, королевский портрет в каждой камере. Правда, они иногда выходят отсюда на эшафот. Герейн, юный и прекрасный, следил за ним укоризненным кошачьим взглядом с черно-белой, под стеклом, фотографии на стене напротив кровати.
Что это вы натворили, господин Илен. Совсем обезумели? Одно дело - рисовать нелюдей, это уж как вам заблагорассудится, другое дело - портить чужую собственность.
Портрет предусмотрительно висел так, что укрыться от царственного взора не представлялось возможным. Рамиро посмотрел в окно, где красным яблоком закатывалось и никак не могло закатиться солнце. Оно плыло в промежутке меж двумя домами, падая и одновременно не двигаясь с места. Рамиро придвинул к себе лист бумаги из принесенной Ларой пачки, и начал бездумно черкать.
Глубокие тени, почти черное в зените небо, угловатый белый силуэт виселицы на площади, дощатый помост - Рамиро машинально использовал его для светового акцента и даже подивился, как удачно вышло.
***
Анарен неторопливо поднялся по внутренней лестнице - она была построена позже тринадцатого века и не будила никаких воспоминаний. На серых, каменных, ничем не украшенных стенах в паре мест висели потрепанные штандарты. Ниши, пробитые под факелы, пустовали. Через скрытую в обшивке стены дверь можно было пройти сразу в приемные покои, минуя стражу - он уже устал от взглядов герейновых гвардейцев, полных ужаса, смешанного с отвращением и любопытством.
Как же, поднялся из гроба семисотлетний упырь, сосет кровушку из нашего короля, внушает ему кровожаднические идеи, того и гляди в могилу загонит... Врана вот уже чуть не прикончил, советника королевского.
Хорошо, хоть не бегают за ним с кольями по всей Коронаде.
Вчера Анарену сказали, что Вран зачем-то вызывает к себе ненавистного полуночного, и он поехал в Песий Двор, святая святых и оплот Сумерек, который раньше обходил за квартал. Встретила его сестра Вербена, строгая и спокойная, как всегда. Проводила в один из безликих кабинетов офисной части здания, усадила на стул для посетителей. Чай, кофе? Эмма, принеси нашему гостю кофе. Девушка в белой блузке, сидевшая в приемной за печатной машинкой, поклонилась и упорхнула.
- Вран серьезно ранен, - сказала Вербена, обходя стол и садясь на место хозяина кабинета. - Признаться, он в таком состоянии, что мы не рискуем оставлять его Серединном мире. Он сейчас в Сумерках.
Жалюзи прятали жаркое небо конца июля, а толстые стекла - шум улицы. В кабинете было темновато и душновато, но довольно прохладно. По скучным серым стенам бродила сеть огненной каустики - на столе, среди бумаг и канцелярских принадлежностей висел над эбонитовой подставкой стеклянный шар, в котором переплетались молнии, дролерийская игрушка или инструмент неведомого назначения.