Ракитин Андрей
ХИМЕРЫ ЭРЛИРАНГОРДА
(фрагмент)
От автора
Здравствуйте. Спасибо, что зашли. Извините, если что не так скажу — я очень волнуюсь. Дело в том, что романы выложены уже полгода как, и статистика показывает, что прочитали их как минимум человек триста, потому что на сайт заходит что-то около трехсот уникальных адресов в месяц. Но ни один из них до сих пор не написал ни строки в гостевой книге, ни письма не прислал.
Народ! Скажите Ваше мнение. Не надо меня жалеть. Если плохо, то так и пишите. Только не молчите, пожалуйста!
Сейчас написаны четыре романа из шести, а именно: «Мост», «Мое королевство», «Химеры Эрлирангорда», «Крысолов» (без эпилога)
Предполагается, что серия будет выглядеть так: «Мост», «Мое королевство», «Химеры Эрлирангорда», «Генуэза», «Крысолов», «После нас» Только я не знаю, если Вам неинтересно, то не надо, наверное и выкладывать?
Все совпадения с реальными событиями
и людьми есть злобный авторский вымысел.
ВТОРЖЕНИЕ
Эйле. 25 ноября. 18.30
Ветер пришел с юга. Неожиданный, стремительный и пряный, он принес с собою запах сбитого дождем цветенья почти сказочного в этих краях миндаля. Запах был такой же чужой здесь, как и этот ветер, и вдвоем они бродили по городу, заглядывая в лица прохожим, бесприютные и одичавшие, словно сама Аришка. Она плелась по улицам наугад, почти без всякой цели. Почти — потому что цель все-таки была. Не может же человек просто так болтаться по городу вторые сутки подряд, утомительно это, а в ноябре вдобавок и неприятно. В конце- концов опять будет вечер, будут промозглые сумерки с желтыми квадратами чужих светящихся окон, в которые так соблазнительно заглядывать — при условии, что и тебя ждет в каком-нибудь переулке такое же окно. А если не ждет, тогда, наверное, бывает человеку очень плохо. Очень неуютно ему бывает, наверное.
Порошил мелкий сухой снежок, сыпал и сыпал уже который час, хлопьями повисая на длинных шипах акаций в привокзальном чахлом скверике. Аришка тронула один такой шип, поморщилась: оказавшаяся неожиданно острой игла запросто проткнула кожу перчатки. Аришка сморгнула непрошеные слезы. Все получалось очень уж нелепо и обидно, даже на поезд она, по своей глупости, опоздала. А следующий будет только через два с лишним часа. Можно, конечно, пересидеть их на вокзале, тем более, что очень уж она устала, и в сапогах весьма ощутимо хлюпает. Самое гадкое, что потом, когда этот чертов поезд все же придет — если, разумеется, где-нибудь не застрянет, — трястись ей в нем почти всю ночь. И приедет она в Эрлирангорд тоже ночью. И никто ее там не ждет, в чем она сама виновата. Потому что надо уметь иногда прятать в карман свою дурацкую гордость и что еще там к ней полагается. Говорят, этому очень легко научиться. Можно прямо сейчас и попробовать.
В пыльных недрах шубки Аришка отыскала затертый пятачок, привычно сунула его в щель телефона. Почти сразу же трубка откликнулась гулкой пустотой, в которой очень скоро возникли всякие шорохи и совсем нескоро голос телефонной барышни произнес:
— Алло.
Застывшими губами Аришка назвала номер.
— Ожидайте.
Последовали гудки. Длинные и очень долгие. Аришка слушала их, держа трубку чуть наотлете. Чтобы, если на другом конце провода кто-нибудь да отзовется, а у нее не хватит сил выдавить из себя подходящие к случаю слова, не было бы слышно ее дыхания. Очень это глупо: когда тебе звонят, а говорить не желают, прерывисто дышат в трубку и глотают слезы. Чувствуешь себя тогда последней скотиной и лихорадочно начинаешь гадать вслух, кто же это тебе позвонил такой несчастный. И чаще всего ошибаешься.
Алесь не ошибся.
— Аришка, — утвердительно сказал он. Не позвал, а так просто, констатировал факт. Как будто мог видеть ее сейчас — за много улиц, простуженно дрожащую в стеклянном домике с видом на привокзальный фонтан.
— Аришка. Ты зачем домой не идешь? Ты, может, боишься? Я уже не сержусь. Совсем, правда.
— Я не боюсь, — сказала она и закашлялась. От долгих шатаний по городу голос осип и не слушался. Алесю могло показаться, что она вот-вот заплачет, и тогда он станет ее жалеть. И уговаривать. И она не выдержит и вернется, и они с Алесем, ясное дело, помирятся, потому как что еще людям делать ноябрьским вечером на одной жилплощади. А потом придет утро, она проснется одна в пустом доме, долго будет пить кофе в выстуженной за ночь кухне и курить, благо, наорать на нее некому, и возиться по хозяйству. К вечеру вернется Алесь, привычно и очень отстраненно чмокнет ее холодными и твердыми губами куда-то между ухом и щекою, поворчит, что от нее опять дымом воняет. Она вздохнет — больше от скуки, чем от раскаяния; вяло огрызнется. Брови Алеся изумленно поползут вверх, он помолчит минуту-другую, а после выдавит из себя несколько слов. От которых Аришке захочется провалиться сквозь землю. Потому что это же невыносимо: быть для человека, которого любишь, всем сразу — женой, соратником, оруженосцем и боевой лошадью — и не получать взамен даже простого человеческого спасиба. Спору нет, Алесь к ней хорошо относится. Она нужна ему, он очень ее ценит. Как самую дорогую мебель в своем доме. Может быть, даже любит — по-своему. И очень боится, что она куда-нибудь да исчезнет в один прекрасный день. Где он тогда найдет вторую такую дуру?