Мишель принесла кофе и тост с желе, который Анастасия, едва надкусив, разочарованно положила на диван. Они посмотрели друг на друга.
— Ты точно понимаешь, что делаешь? — спросила Мишель.
Анастасия покачала головой:
— Я потому и пришла.
— Я не знаю, чем тебе помочь.
— Это слишком хлопотно?
— Для меня — нет.
— Тогда решено — буду делать все, что ты скажешь.
— Во-первых, — сказала Мишель, глядя на отвергнутый тост, — не ставь грязную посуду на белый диван.
— Ну, это я знаю. При Саймоне я бы так не сделала. Научи меня одеваться, и вести себя, и…
— Нужно время.
— Это я поняла, — улыбнулась Стэси. — У меня есть время до завтрашнего вечера.
— Что? Саймон берет тебя в…
— В Музей искусств Сан-Франциско.
— Но…
— Говорит, там благотворительный праздник для дарителей.
— Я знаю.
— Да? То есть ты пойдешь со мной?
— Я не приглашена, Стэси.
— Почему?
— Только аккредитованная пресса.
— Но Саймон не…
— А Саймону и не нужно. Он купил билеты.
— Они платные?
— Там же деньги собирают. Пять сотен за билет для пары.
— Для пары. — Стэси произнесла «пары» так, будто слово это услаждало ее уста. — Пятьсот долларов?
— Официальный прием, вечерние костюмы.
— Знаю, — насупилась Анастасия. — Мне придется одолжить у тебя что-то из твоего… обмундирования.
— Оно тебе велико.
— Я его просто подверну.
— Так не делается.
— А как же я найду по размеру?
— Обычно, Стэси, для этого идут в магазин.
Анастасия кивнула ей весьма значительно, подняв и уронив голову, не отрывая при этом глаз от ног Мишель.
— В магазин, — повторила она. — Ты меня сводишь? Можно занять у тебя денег?
— Обещаешь вернуть?
Залогом было слово Анастасии.
— Но о чем лучше говорить? — спросила Анастасия. Подступал вечер. Мы, все трое, сидели в гостиной Мишель: меня пригласили консультантом по Саймону, едва девушки разделались с покупками. Анастасия устроилась на диване, как всегда, но на сей раз без подушек на коленях. Сидела нога на ногу. Ее завтрашнее вечернее платье уже было упаковано, но Мишель настояла на том, что взрослой женщине требуется и повседневный костюм. Естественно, Стэси его натянула, как только они вернулись. В нем она выглядела как Мишель в миниатюре, и я пришел к выводу, что это жестокая пародия, хотя не понял, кто кого пародировал.
— Мило смотрится, правда? — ворковала Мишель, игнорируя вопрос, о чем же завтра вечером Анастасии говорить в компании Саймона Стикли и прочей элиты мира искусства. Разумеется, невозможно было ответить Мишель, мило ли смотрится Анастасия, не вызвав в моей подруге ревности или не оскорбив ее вкуса, или (если быть честным до конца) не сделав того и другого разом, поэтому я счел ее вопрос риторическим и обратился к Анастасии.
— На самом деле Саймон ничем не интересуется, — сказал я ей. — Но он это компенсирует, делая вид, будто ему интересно абсолютно все.
— Джонатон… — Мишель положила руку на мое запястье. — Будь любезен.
Я убрал руку.
— Он больше никак не умеет. — Я встал. Пошел на кухню. Продолжая говорить, смешал всем по джин-тонику. Мишель не отказывалась от этого коктейля в моем исполнении, а что касается Анастасии, у меня уже создалось ощущение, что она, как и я, безнадежная пьяница. — Я это говорю, потому что это самая страшная тайна Саймона. Он как слепой, делающий вид, будто у него стопроцентное зрение. У него гиперкомпенсация. Он интересуется всем подряд, потому что не отличает одно от другого. Вполне разумно. — Я вручил Анастасии ее бокал, другой передал Мишель. — И поэтому все его обожают.