Но никто из нас не хотел это обсуждать, и я спросил Анастасию, на кого она хотела бы походить, на Плат или на Секстон.
— Самоубийство посредством газовой плиты или…
— Не издевайся, Джонатон. Он мне добра желает.
— Он желает продать твою душу. Он только еще не подсчитал, выгадает он больше, продав ее с молотка за наивысшую цену или сдавая по частям в аренду.
— Какая мелодрама. Люди могут подумать, что ты в меня влюблен.
— А Саймон?
— Это не твое дело.
— Ты только что читала мне его личные…
— Разумеется, он меня любит, просто по-своему. Иногда ты не очень-то ко мне добр.
— Я бы мог, если б ты мне позволила.
— Я вижу тебя каждый день. Я вижусь с тобой больше, чем с кем бы то ни было за всю жизнь.
— И тем не менее это ни к чему не приводит.
— А к чему бы ты хотел это привести? — спросила она. Я потянулся к ее телу. Она встала. — Лучше, пожалуй, не отвечай. По-моему, нам обоим нужно ценить то, что у нас есть.
— То есть Саймона? Мишель?
— Я имею в виду наши дни вместе. — Она села за стол. — К чему нам этим рисковать?
— Ты уезжаешь с Саймоном в Нью-Йорк.
— Меньше чем на неделю. А пока меня не будет, — она улыбнулась, — можешь смотреть меня по телевизору.
— Возможно, этого хватило бы твоему мужу, но в моем случае…
— Почему ты сегодня так хочешь сделать нас несчастными?
— Потому что я уже несчастен. И потому что ты — нет.
— Откуда ты знаешь, Джонатон?
— Потому что я знаю тебя.
— И ты знаешь все о моем новом романе. Моем еврейском романе.
— Ты о чем?
— Может, это вовсе не для моей книги, все, о чем я тебя спрашивала. Может, на самом деле это для меня.
— Что? Саймон заставил тебя поменять веру? Ты еврейка и теперь раскаиваешься?
— Ты знаешь меня не больше, чем Саймон.
— Ты перешла в иудаизм и Саймон об этом не знает? Если это ради твоего романа…
— Это не ради никакого моего романа. Все вы одинаковые. Даже в университете все, как везде. Тони Сьенна принимает участие в судьбе одной из своих студенток… — Она содрогнулась и закурила. — Выхода нет.
— Возможно, Анастасия, если ты кого-нибудь подпустишь ближе…
— Куда? К себе в трусы?
— Может, это к чему-нибудь приведет.
— Я замужняя женщина.
— Видимо, это не помогает.
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
— По крайней мере, я знаю, что не собираюсь и дальше разговаривать. — Я встал.
— И что собираешься делать? Оставишь меня?
Естественно, я мог ответить только «да», и хотя предпочел бы сказать что-нибудь другое, именно так я и ответил. В одиннадцать утра за день до отъезда я бросил ее одну, оставшись наедине со своим ожиданием. Во вражде история наша больше не принадлежала ни одному из нас, ни даже обоим вместе, а лишь — как это бывает с «колыбелью для кошки» и с настоящей любовью — натяжению в игре между нами.
Выйдя на улицу, я вообразил, что оставил ее умирать. На самом деле оставил я только свое пальто наверху, у нее в квартире.
Днем Мишель позвонила мне на мобильный. Анастасия, видимо, сообразила, что он звенит в кармане забытого пальто.
— Алло? — сказала она.
Стэси?
Мишель?
Джонатон там?
Нет.
Нет?
Нет.
Но…
С какой стати ему быть здесь? Я что ему, сторож? Он твой жених.
Но я звоню…
…так, будто у меня с ним роман. Ты ошиблась номером. Я замужняя женщина. Попробуй звякнуть Кики Макдоналд. Может, твой жених у нее.
Она повесила трубку. Мишель перезвонила. Ответа не было.