Анастасия Воскресенская, Amarga
Химеры
Посвящается памяти Анатолия Владимировича Кузнецова и Таисии и Михаила Штаревых.
Часть первая
Пролог
Она сидела на высоком хребте моста и смотрела вниз, на темно-серое, испятнанное редкими фонарями полотно дороги. Пригнулась, цепляясь когтистыми пальцами за холодное железо — острые коленки выше ушей.
Дорога была змеей. Змеей была и река, ползущая бок о бок с дорогой, только не серая, а черная и блестящая. Небо — лиловой шкурой дракона. Мост врос обоими концами в землю, хрипел и дергался, стараясь освободиться.
Из темноты под мостом выплыла машина, просветила сумерки белыми лучами, зашуршала, прокатилась.
Исчезла.
Мост затих.
Она повела головой из стороны в сторону. Глаза неподвижны, темный зрачок залил радужку, подмалеванные тушью круги тянутся к вискам, волосы неровно подстрижены и свисают клочьями.
Сколько еще до полуночи?
Машина.
Белые лучи.
Шорох шин, исчезновение; сумерки смыкаются как вода. Далеко, за мостом, за рекой светится и празднует город. Здесь — ночь, напряжение, ожидание.
Мост мелко затрясся, качнуло. Когти поехали по холодному металлу, соскользнули босые ноги.
Решайся, сказала змея-дорога под мостом.
Не бойся, сказала ее соседка, черная змея-река.
Она помотала головой, облизнулась, сглотнула, уставилась вниз. Выбеленные пряди липли к лицу.
Реш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…
Время замедлилось, забибикала третья машина, остановилась под мостом. Кто-то вылез из нее, топчась под фонарями, запрокидывая белое пятно лица. Еще машина — засигналила, остановилась.
Ауууууууу… — отозвался поезд вдалеке, — стк-тк-тк-тк-тк.
Ау-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у…
Гудели рельсы, мост дрожал, ребра ходили в такт. Она подняла голову, посмотрела на небо. На том берегу, над крышами и шпилями высоток, перекрещивались лучи прожекторов, полосуя лиловую драконью шкуру.
Полночь.
Она ощутила на себе ее взгляд, ее обещание и, наконец, решилась. Встала, выпрямилась во весь рост — превращаясь из нелепо скрюченной горгульи в изящную девушку.
Сделала два шажка, привычно расправила плечи, вскинула руки — и легко шагнула в пустоту, к текущей внизу серой змее, соседке змеи черной.
Глава 1
— Это все прекрасно, — сказал Рамиро Илен. — Только я театром уже лет пять не занимаюсь, и ты это знаешь. У меня полно работы, заказ на Журавьей Косе, заказ в Вышетраве. Нет, Лара.
Она подняла бровь.
— Ты же любишь театр.
— Теоретически.
— От тебя требуется занавес и несколько задников. И костюмы. Сцена — черный кабинет. Декораций никаких, только подиумы. На задниках — фресковые росписи. Какая тебе разница, где стенки расписывать. Театр заплатит столько, сколько запросишь.
— Я дорого беру.
— Согласен?
Рамиро ухмыльнулся.
— Лара, ты хороший режиссер. Ты отличный режиссер. Но постановщика ищи себе другого. Я не работаю в команде. По молодости работал, больше не хочу.
— Вот черт упрямый! — Лара Край ударила кулаком по порожку рампы, перстни сверкнули, словно кастет.
Рамиро сидел в кресле партера, вытянув ноги, Лара стояла перед ним, щурила красивые глаза и гневалась. Потом начала ходить вдоль сцены туда-сюда; Рамиро смотрел, как она переступает лаковыми лодочками — цок-цок-цок! — и как сетчатые чулки обтягивают ладные икры.
В глубине арьерсцены на фоне кирпичной стены неслышно разговаривали несколько девочек-танцорок. Без задника малая сцена Королевского театра казалась совсем крохотной. Падуги уехали высоко вверх, открывая сложный такелаж. На колосниках у лебедки возились рабочие. Все помещение освещала только пара голых софитов над сценой, зал тонул во мраке. Королевский театр не самый большой в столице. Но самый престижный.
Рамиро было начхать на престиж.
Одна из девочек подошла к рампе. Белое трико, черная юбочка, полосатые гетры и митенки.
— Мам. Мы ждем.
— Подождете, — резко ответила Лара. — Все собрались?
— Все. — Девочка поглядела на Рамиро. Взгляд у нее был пристальный и в то же время отсутствующий. Она думала о чем-то своем. Выбеленное лицо, выбеленные волосы, темные тени вокруг глаз и под скулами. Это не театральный грим. Среди молодежи теперь модно краситься под покойников.
— Здрасьте, господин Илен.
— Здравствуй, Десире.
— Я понимаю, — сказала Лара, — что тебе все равно, кто играет в спектакле. Но это же «Песни сорокопута», их еще никто не решался поставить в аутентичном виде. Музыку нам пишет Брес Стесс, а хореографию ставит Креста Карина.