— Он в отчаянии. — Ньет потряс головой, и Рамиро разглядел, что волосы у него мокрые. — Мы — его последняя надежда. Знаешь, — он подался вперед, заглядывая Рамиро в глаза, — Я ведь с самой Катандераны стремился туда, к Стеклянному Острову. Может, я тогда еще не знал, но чувствовал, что в итоге придется на Остров плыть. Не рыскать по морям, не тыкаться вслепую, не звать тех, кто старше… взрослых, чтоб они за меня все сделали, а самому уже… ты чего не ешь?
— Тошнит, — буркнул Рамиро, отставляя стакан. — Сотрясуха, похоже. Кто-то из вас крепко меня приложил.
— Иначе тебя пришлось бы убить, — сказал Ньет виновато. — Ты же кинулся звонить этому своему…
— Я сплоховал. Надо было дождаться, когда вы наверняка уйдете.
— Нет. Это я сплоховал, надо было мне молчать. Меня предупреждали, чтоб я не говорил, куда мы плывем, но я подумал, ты вправе знать. Но что ты побежишь звонить этому своему… я не подумал.
— Зато эти двое с тобой подумали. Он все-таки знали альдский?
— Нет, они на выходе меня спросили, что я тебе сказал… И мы вернулись, а ты уже в комендатуре.
Интересно, подумал Рамиро, передаст секретарь Денечке мои слова, или отмахнется? А если передаст — что подумает День? Что это шутка такая?
— И что? — Рамиро тоскливо поглядел в миски. Рыбный суп и макароны с тушенкой — тоже самое, чем их кормили в казарме ОДВФ. — Вы с Араноном нашли направление?
— Нашли. Пришлось спускаться в воду, — Ньет снова встряхнул волосами. — С компасом. Приходится часто нырять, каждый час. Белка тоже ныряет, хотя я сперва не хотел, чтоб она в воду совалась.
— Ты ее все-таки взял с собой?
— А куда ее девать? Пришлось.
— Вилю мог бы оставить. Он детей любит.
— Неет. Виль хороший, но он мне никто, а ты — мой человек. Тебе бы оставил. Больше никому.
— Вот спасибо, — скривился Рамиро. — А Аранон как ищет направление? Принюхивается к ветру?
Ньет стянул с подноса кусок хлеба и принялся ковырять корку.
— Ну… он пока никак. Он советы дает.
— Что через Полночь можно плыть, например?
— Это он предложил мне нырнуть с компасом.
— Обалдеть, какой мудрый совет.
Помолчали. Ньет грыз хлеб, Рамиро перебирал папиросы в измятой пачке. Папиросы ему отжалел неразговорчивый матрос, они были без фильтра и из такого чудовищного табака, что лучше сразу засунуть в рот измазанную мазутом тряпку и поджечь. Рамиро вздохнул, взглянул в иллюминатор. Вода, полная ледяного крошева, бросалась на стекло.
— Тебе надо поесть, — сказал Ньет.
— Не. Блевать в качающемся сортире — то еще удовольствие. Отнеси назад, чтоб не пропало. Или сам съешь.
— И съем, — сказал Ньет.
И подвинул к себе миску с супом.
— Не то, чтобы я рвался на палубу, — Рамиро лег на тощую подушку, чтобы не видеть уплетающего его обед фолари. — Но в целом — что герцог собирается со мной делать?
— Ничего. Посидишь тут взаперти и все. Пока мы не вернемся.
Лежа ухом в подушку, Рамиро отчетливо слышал гул и рокот двигателей, ощущал вибрацию корпуса. Какая же махина! Он не видел корабля, но чувствовал — махина.
— Это флагман, как я понимаю? Как называется?
— Линкор «Гвимейр». Гвимейр — это старое название Химеры, так Аранон говорит.
— Конечно, он все знает, он же музейный сторож. А кроме линкора? Герцог забрал весь свой флот из Химеры?
— Нет, не весь. С нами еще два линкора, «Мерл» и «Лаэ Эннель», четыре крейсера, пять эсминцев, пять подводных лодок, и еще вспомогательные суда, сторожевые катера, я не считал, сколько.
— Подводные лодки? — удивился Рамиро. — Откуда?
— Леутские! Это был конвой транспортов с горючим, которые Леута предоставила герцогу Эртао.
— Герцог помирился с Найгоном? Ничего себе!
— Когда Леута узнала, что герцог плывет освобождать Авалакха, они сразу поддержали и присоединились. Теперь у герцога есть и топливо, и подводные лодки.
— Все найлы ненормальные. А леутцы — убежденные психи. — Рамиро помолчал, осознавая масштаб авантюры. — И всю эту армию ведешь ты.
— И Белка. Она поняла, что мы ищем, и теперь может заменять меня. Ненадолго, и я проверяю, конечно…
— И в данный момент тебя заменяет?
— Ага. Чай допивать будешь?
— Нет, пей.
Опять помолчали. Рамиро слушал гул двигателей, хлесткие удары воды о стекло, звяканье посуды и гулкие глотки. Ньет откашлялся.