А вот и ворота. За воротами виднелся пустырь с курганами вынутой почвы и несколько дощатых домиков. Ворота пересекал шлагбаум. Сбоку, в маленькой будке, сидел сторож. Студенты выходили именно из этих ворот.
Он показал сторожу пустой бумажный квадратик с печатью Кампо Селесте, отрекомендовался профессором катандеранского Королевского университета и прошел на раскоп. За грядами отвалов, за дальним кирпичным забором вставал купол-луковка бывшей Библиотечной башни и бывшей мескиты. Сам раскоп располагался на месте сада и части внешнего двора. Рабочий день на раскопе закончился; ребята стаскивали носилки, лопаты и тачки под навесы.
Он прошагал по деревянному настилу через отвалы и заглянул в глубокий, как пропасть, котлован. С далекого дна росли лабиринты стен и разноуровневых площадок, соединенных деревянными трапами. Трапы, ведущие на поверхность, выволокли у него на глазах — котлован на ночь сделался недоступен. Теперь в яму можно было только спрыгнуть. Неосторожный зевака, забредший сюда ночью, мог в два счета сломать шею.
Над воротами зажегся фонарь, сразу же за ним, цепочкой, загорелись фонари на улице. В котловане сразу же стало темнее.
Он двинулся по периметру, по дощатому настилу между краем ямы и откосом отвала, внимательно разглядывая лабиринты фундаментов. Вон в стенах драконидских построек виднеются дыры — то ли древняя система обогрева, то ли выход не менее древней канализации.
Золотистую ауру он ощутил раньше, чем самого человека. На дне ямы, около черных отверстий, кто-то был. Этот кто-то подпрыгивал на дне, пытаясь уцепиться за край одной из дыр, но все время срывался.
— Эй! — он присел на краю, — помочь?
Человек замер, задрав голову. Встрепанный студентик, вихры черные, как у грачонка. На лице — смена выражений, от испуга до облегчения.
— Да, — шепотом сказали снизу. — Скиньте мне трап. Только не зовите никого, пожалуйста.
— А что с рукой? — Левое предплечье перевязано грязным лоскутом, из-под тряпок сочится запах крови. Рубашка без рукавов — оба рукава пошли на повязку.
— Поцарапался, ерунда.
Ноздри, помимо воли, раздулись, как у охотящегося волка. Кровью пахло сильнее и сильнее. Он оперся ладонью о край и легко спрыгнул вниз, на глубину семи ярдов; паренек только охнул.
Повязка намокала на глазах.
— Снимай рубашку.
Под набухшей повязкой в мякоти предплечья пряталась сквозная дыра — словно проткнули железным прутом. Пытаясь подтянуться, парень растревожил рану хуже прежнего.
Он без усилия располосовал плотную ткань, свернул тампоном, прижал, затянул.
— На белом острове лежат ключи вострые… — сказал он без улыбки. — Под ключами… э-э-э-э… Надо же, забыл. Ладно, само остановится. От кого ты прячешься?
— Добрый господин, — пробормотал парень. — Вы же дарец, по акценту слышу. У нас тут свои разборки, а вам дела до них нет, правда?
— Ну, как сказать. До некоторых, может, и есть дело. Как тебя зовут?
— Хавьер.
— И ты знаешь, Хавьер, куда ведут эти ходы?
— Я прошлым летом тут копал; вернее, не копал, а в камералке планы чертил и находки зарисовывал. А вам-то зачем?
Вместо ответа он снял очки и сдернул шляпу. Освобожденные волосы посыпались на плечи. У мальчишки расширились глаза.
— Добрый господин… Ваше Величество?
— Высочество, — подсказал он, снимая шейный платок. — Ладно, полезли, нечего рассусоливать, волосы завяжу только. Цепляйся, подсажу.
Рамиро заслышал голоса, даже не открыв еще дверь. Громкий и требовательный женский голос — и время от времени виноватое бурчание баском.
Лара. Какого ляда она притащилась?
Он принялся ковыряться в замке, всякий раз ошибаясь и поворачивая ключ не туда. Входить в квартиру ему очень не хотелось. Судя по голосу, госпожа Край была чем-то сильно раздражена и обеспокоена.
— Вы извините, господин Илен, — послышался за спиной дребезжащий голос.
Рамиро обернулся. Рядом стояла благообразная старушка — его соседка — с легким пухом тщательно подвитых кудрей.
— Лара так переживала, дочку свою ищет, а вы, видно, мальчику запретили открывать. Так я ее пустила на балкончик, вы уж не ругайте старуху.
— Да… конечно. Это вы извините за беспокойство.
Он наконец совладал с замком и открыл дверь. Общая терраса действительно огибала весь этаж, и на нее можно было пройти из любой квартиры.