Хвост втянулся, трап отъехал в сторону, самолет задраил люки и потихоньку тронулся, поплыл медленно и величественно прочь от здания аэропорта. Он смотрел, как металлический исполин катится на маленьких колесиках, пропуская под крыльями желтые транспортные платформы и красные заправочные машины, выруливает на белую пунктирную полосу и, удаляясь, пропадает за другими самолетами.
Неужели эта гигантская железная труба сможет взлететь?
Словно в ответ на немой вопрос взревело небо — и над полем восстала серебряным крестом колоссальная акулья туша, стремительно надвинулась, мелькнула белесым брюхом и исчезла с грохотом и звоном.
В следующий момент он понял, что вызванивает камертонным ля дролерийская игрушка, а хрустальный шарик мигает, как электрическая лампочка.
— Прекрасный господин, будьте любезны открыть саквояж.
Перед конторкой, за два человека впереди, застыл мужчина почтенных лет, грузный, седовласый. Синий, в полоску, костюм, кожаный саквояж. Широкое лицо, и без того красное, наливалось свекольным цветом.
— В чем дело? По какому праву я должен выворачивать перед вами потроха?
— Откройте саквояж, уважаемый, или мы будем вынуждены снять вас с рейса.
— Да что такое… Я доктор Вестор Агано, гражданин Марген дель Сур, возвращаюсь с конференции. Как вы смеете, я буду жаловаться!
Из ниоткуда возникли еще двое муниципалов, перетянутых ремнями.
Господин страшно засопел, швырнул саквояж на конторку. Четыре руки мгновенно вскрыли его, на столешницу высыпались сложенные вещи, кальсоны и фуфайки, полотенце, бритвенный прибор, пара книг, журнал, папка с бумагами, несколько разноразмерных футляров. Щелк, щелк — крышечки футляров поотлетали, внутри оказались стетоскоп, набор хирургических инструментов, таблетница и, в самом маленьком, два одинаковых перстенька из белого золота. Дролерийской работы, судя по тонкому сиянию невидимой обычным людям ауры.
— Вот. — Муниципал поднял бархатную коробочку двумя пальцами. — Что это, господин доктор? Откуда это у вас?
— Купил! — рявкнул доктор, пугая окружающих цветом лица. — В подарок жене! Нужна декларация? Забыл, извините, давайте бумагу, я заполню…
Женщина в форме извлекла из конторки несколько скрепленных листов, пробежалась пальцем по столбцам, очеркнула ногтем строку в середине.
— Это медицинский инструмент, диагност, работы Сумерек. Запрещен к продаже и вывозу с территории Дара.
— Господин Агано, прошу последовать за нами, — потребовал один из явившихся муниципалов.
— Предатели, — с тихой ненавистью проговорил доктор. Краска схлынула с его лица, и теперь оно не менее устрашающе серело и сизовело. — Вы предатели рода человеческого, вот кто вы! Столько людей нуждается… любые деньги платили бы, у меня клиника детская… Я б диагност втридорога купил, да ведь не продаете же, сволочи!
— Прошу следовать за нами, — не дрогнув бровью, повторил муниципал.
Доктор плюнул в сердцах и шагнул к нему, опустив плечи. Женщина сгребла вещи обратно в саквояж, защелкнула и протянула второму муниципалу. Они так и ушли куда-то влево — грузный, схватившийся за сердце доктор в полосатом костюме и два бравых муниципала. Из саквояжа свисала, прищемленная замком, тесемка от кальсон.
— Надо было через Тинту везти, — пробормотал за спиной попутчик с татуировкой. — Через Техадский перевал контрабандисты ходят. Или через Лагот, там тоже есть пути. Даже по воде провезти можно, если знать как. Досадный провал. Заполучить в руки бесценный прибор — и так глупо потерять…
— Что теперь с доктором будет? — Он повернулся к попутчику.
Тот пожал плечами.
— Ничего особо страшного. Депортируют, аннулируют визу. Лет на десять. Задерживать не станут.
— Ваш билет и документы, прекрасный господин. Провозите ли вы предметы, подлежащие занесению в таможенную декларацию?
В стеклах очков служащей отражались его собственные темные очки и глубоко надвинутая шляпа.
Он достал из нагрудного кармана пару квадратиков плотной бумаги, вполголоса назвался первым попавшимся именем и уверил, что никаких предметов, подлежащих занесению, не везет. Женщина внимательно изучила пустые бумажки, кивнула и застрочила в книге.
— Благодарю. Доброго вам пути.
На теплой, прогревшейся за день крыше было приятно сидеть. Десире подобрала под себя ноги и глубоко вздохнула, возвращаясь в привычное для химерок заторможенное состояние.
Еле ощутимое движение воздуха отвлекало, гладило по щекам.
Она постаралась сосредоточиться, освобождая разум от всего ненужного.
Если прогнать из головы все мысли, все желания, парить в восходящих потоках, как птица, то постепенно начнешь видеть незримое.
Это Стрев их всех научил.
Он многому их научил, потому что общался с человеком, который разбирался в вопросах Полуночи лучше других.
Жалко только, что Стрев ревниво оберегал свою тайну, не желал никого знакомить с Учителем.
Десире подозревала: это потому, что Стрев и вполовину не достиг таких успехов, как она или, скажем, Эркард.
Стараясь сохранить главенство в их тесной группке, он делился с ними крохами истины, обещая открыть больше, — и тем удерживал около себя.
Мальчишка-фолари, конечно, сразу его раскусил. Только вот зря рот раскрыл не вовремя.
— Ди, наверное, Стрев не придет сегодня, — беспокойно сказал один из новеньких. Десире все никак не могла запомнить его имя — рыженький, носатый, слишком тщательно одетый по моде химерок: просторные штаны, черная рубашка клочьями, натянутая поверх черной же футболки, мягкие ботинки — чтобы удобнее было лазить по крышам.
— Наверное, его папенька не пустил, — хихикнула Мирта, разглядывая в зеркальце свеженаложенный макияж. Что-то ее не устраивало, и она вновь принялась возюкать под глазами черным карандашом.
— Мирта, помолчи, — недовольно прервала ее Десире.
Она не любила Стрева, но подрывать авторитет лидера не годилось.
— А чего он свистел тогда, — не унималась Мирта.
Выбеленные волосы и обведенные темным глаза удивительно не шли ее простецкому альдскому лицу с прозрачными глазами и конопушками, делая девушку похожей на недовольную домашнюю кошку.
— Обещал наймарэ настоящего вызвать, взял с собой еще четверых, тайны напустил. Где наймарэ-то?
Десире пожала плечами.
— Это ведь не так просто, Мирта.
— И остальные, что с ним ходили, молчат. Как воды в рот набрали! Гланка вообще перестала на собрания приходить. Эркард, что вы там делали такое?
Эркард лениво повернул голову, глянул из-под сомкнутых ресниц. Ничего не ответил.
Десире усилием воли заставила себя не прислушиваться к воркотне приятелей, погрузилась в залитое вечерним солнцем молчание, ощутила остывающие чешуи черепиц, еле слышное гудение водосточных труб, вибрацию карниза…
По карнизу кто-то шел.
Тяжело ступает; это не кошка.
Может, Стрев вернулся? Но он трусишка, никогда не рискнет пройти по такой опасной тропке.
Десире открыла глаза и поднялась на ноги.
Человек, взрослый, — в каком-то дурацком плаще…
Идет по самому краю крыши, опасно пошатываясь, сунув руки в карманы, — вот самоубийца!
Остроносые ботинки, даже на первый взгляд неудобные и скользкие; тесные брюки, волосы спадают на глаза…
Он же навернется!
Десире было дернулась подхватить, помочь, но человек, похоже, не нуждался в помощи.
Он прогулочным шагом дошел до их компании, остановился, повернувшись спиной к бездне, покачался на носках, не вынимая при этом пальцы рук из крохотных карманов.
— А что это вы тут делаете? — с неподдельным интересом спросил незнакомец. — Загораете?
Десире могла бы поклясться, что пятки его поганых скользких ботинок висят сейчас в пустоте.
Сумасшедший, точно сумасшедший. Сейчас он свалится, а про нас потом будут говорить "химерки сталкивают людей с крыш".
— Уходите отсюда, — сказала она резко. — Здесь опасно.
— Вам не опасно? А мне опасно? Так ли? — Он пожал плечами, не переставая раскачиваться.
— Убирайтесь.
— Маленькие химерки, такие молодые, такие одинокие, — протянул он с ухмылкой. — Сидят на крыше и ждут чего-то. Может быть, могущественного демона? С крыльями? Но разве демоны летают днем?