— Молдер! Никто не даст нам избавленья. Ни бог. Ни царь. И не герой. Сами, только сами. Ты пристрастен к Патерсону, я в курсе. Но, полагаю, Скиннер прикомандировал их не для того, чтобы помешать расследованию, а чтобы помочь. Тем более, они занимаются им уже три года.
— Их? Они? Кого — их? Кто — они? Великий и ужасный Билл еще и с компанией?!
— Их всего двое, Молдер. Не нервничай. Патерсон и Хачулия. Цинци Хачулия у Патерсона в подчинении, но нам, между прочим, может оказаться полезным, как я успела заметить.
— Уже усцела?! О, приобщил к прекрасному! В Арт-галерею сводил на досуге. Утонченная натура. Не бог, не царь, но герой.
— Не царь. Но князь.
— Чего-чего?!
— Цинци Хачулия — из династии грузинских князей и весьма этим дорожит.
— Грузины? Кто такие?
— Такие… почти греки.
— Понаехали всякие!
— Молдер, не нервничай. Предки Хачу-лии перебрались через Океан еще в период войны Севера и Юга. И, между прочим, принимали участие в сражениях.
— На чьей стороне?
— Севера.
— Тогда еще ничего, тогда еще куда ни шло!
— Молдер, не иронизируй. Он действительно может оказаться полезным.
— Обойдусь! В Арт-галерею с ним за ручку ходить?
— Молдер, в Арт-галерее мы с ним были в рамках нашего расследования.
— Нашего — вашего с ним? Или нашего — нашего с тобой?
— Нашего — нашего с тобой и с ним!
— И с Патерсоном!
— И с Патерсоном. Совершенства никогда не достичь. Ложка дегтя — как без нее. Патерсона, кстати, с нами в Арт-галерее не было.
— Хоть в этом мы с ним единодушны!
— Молдер! Тебе нужны изображения Адониса Кастракиса или нет?!
— Не улавливаю связи.
— Адонис Кастракис три года назад позировал для картины «Омовение красного мустанга» и для картины «Искушение святого Брайдера чудовищем». Оба полотна — гордость Арт-галереи. Каждое — по миллиону долларов. Хачулия обратил мое внимание на то, что серия убийств берет свое начало с убийства молодого человека в Джорджии как раз три года назад. Почерк тот же — глубокие раны на лице, выколотые глаза, отрезанные гениталии и язык.
— Не улавливаю связи.
— Я тоже пока не улавливаю. Но группа Патерсона, в которую входит Хачулия, занимается делом три года, и кое-какие соображения выработала. За три года — по меньшей мере семь убийств. Все жертвы — мужчины от семнадцати до тридцати трех лет…
— И все красавчики, как на подбор?
— Понимаю, куда ты клонишь, но — вряд ли. Следов сексуального насилия на теле жертв экспертиза не обнаруживала.
— Ничего себе! По-твоему, отрезание гениталий — не сексуальное насилие?
— Молдер, я не в том смысле,
— Да понял я, понял. Дальше?
— Что — дальше? Говорю же, изображение Адониса Кастракиса — в Арт-галерее. Количество — два. Если тебе приспичило, иди и смотри.
— Вот еще! А сфотографировать не могла?
— Фотографировать в Арт-галерее запрещено. Говорю же, фотографии нет, изображения есть.
— Срань господня, в Арт-галерее!
— Не только, Молдер, не только.
— Скалли?!
— Понажимай на кнопочку в диаскопе. Там дальше — дюжина эскизов с Кастракиса. Дюжина художников из Университета Джорджа Вашингтона — дюжина эскизов. В ночь убийства он как раз им позировал.
— И ты молчишь?!
— Я молчу?! Ты мне слова не даешь сказать!
— Я не даю?!
— Ну не я же!
— Всё! Слышать не хочу!
— Так я и молчу…
— Один, два, три, четыре…
— Молдер?
— Не мешай!.. Пять, шесть, семь, восемь.. «
— Молдер?
— Не мешай, сказал!.. Девять, десять, одиннадцать, двенадцать… Уф-ф! Отлегло… Не бери в голову. Аутогенная тренировка. Счет до двенадцати с закрытыми глазами.
— Не нервничай.
— Вот теперь не нервничаю.
— Вот хороший мальчик! А теперь еще открой глаза и — эскизы смотреть будешь? Их тоже двенадцать. Пересчитывать будешь? Один, два, три, четыре…
— Скалли!!!
— А что я сказала?
Эскизы как эскизы. Разной степени законченности, но представление об оригинальной модели дают. В раскованной позе — холеный экземплярчик, «юность Мира», совершенная мужская особь. Постричь бы только, перша патлатого. Ага! Постричь и — в армию. Чтоб знал, почем фунт лиха! Хотя армейские от гомиков отбрыкиваются руками-ногами: «Солдат в бою не должен опасаться повернуться к соратнику задницей!»
— Да не гомик он, Молдер, не гомик! Соседи показали, что он жил один, никого к себе не водил…
— И ты после этого утверждаешь, что он не гомик?
— Слушай, в конце концов, какая тебе разница?!
— Да, в общем-то… Нет, ну посмотри сама — а поза? а волосы? а глаза? Г-гомик нетраханый! А на этом эскизе? А на этом? А на этом? Художники разные, но это-то все до единого уловили.
— Что — это-то?
— Что он гомик!
— Молдер! Он мертв. Он убит. О мертвых или хорошо или ничего.
— Тогда я умолкаю… Нет, ну посмотри сама… Вот еще. И еще… Ап! Скалли?!
— Молдер?
— Видишь?
— Вижу.
— Этот эскиз — тоже с натуры? С Адониса Кастракиса?! Скалли?!
— М-м…
— Гила-монстр какой-то! Химера! Как он сюда попал? Он же не отсюда. Явно!
— М-м… Молдер, видишь ли… Это — отсюда. Двенадцатый эскиз.
— Объяснись.
— Эскиз изъят из студии-мастерской на Саут-Дакота-стрит, где был схвачен подозреваемый. Эскиз найден в сложенном этюднике. Эксперты констатировали — штрихи угольным карандашом свежие, нанесены не позднее пяти-шести часов с момента захвата. За пять-шесть часов до захвата подозреваемый пребывал в аудитории университета Джорджа Вашингтона, на курсах повышения квалификации. Дисциплина — рисунок, позирующая модель — Адонис Кастракис. Вопросы, Молдер?
— Пока только один. Он; этот наш подозреваемый, нормален?
— Вот! Вот так вопрос! Наповал вопрос!.. Он десять лет провел в психиатрической клинике города Гори.
— Это где? Штат?
— У них там нет штатов.
— Срань господня! Как — нет штатов?! Где — у них?!
— У русских. В России.
— Не улавливаю связи.
— Молдер, не нервничай.
— Один, два, три, четыре… Стараюсь… Пять, шесть, семь, восемь… Очень стараюсь… Девять, десять, одиннадцать… Я стараюсь, Скалли.
— Двенадцать, Молдер. Открой глаза. Двенадцатый эскиз. Автор — Джордж Магулия.
— М-магулия? Какой-такой Магулия?
— Схваченный нашими парнями. Подозреваемый. Джордж Магулия. Выходец из России — в 1990-м.
— Просто Империя Зла!
— Не укради, Молдер. Рейгану — рейганово. А ты что же думал, из России одни суперзвезды хоккея к нам сбегают?
— Еще танцоры. Которым ноги мешают… Ладно, поехали дальше!
— Дальше ехать некуда. Приехали, Молдер. Джордж Могулия — единственный подозреваемый.
— Только подозреваемый?
— Молдер, ты как маленький! Как неуч-правозащитник, честное слово! Улик у группы Патерсона более чем достаточно. Вплоть до отпечатков пальцев. Но преступником человека вправе назвать…
— … только суд, Скалли, только суд. Я пошутил.
— Шуточки у тебя!
— С кем поведешься — так тебе и надо.
— А тебе надо?
— Надо нам. Итак?
— Насчет?
— Насчет подозреваемого.
— Вторые сутки сидит в камере, в тюрьме. В Лортоне.
— Штат Вирджиния?
— А где еще у нас Лортонская тюрьма? Ты что, Молдер?!
— У нас — в штате Вирджиния. Но мало ли!
— В Вирджинии, в Вирджинии.
— Магулия, Магулия… Что за фамилия?! Он не родственник?
— Кому?
— Твоему Хачулии. Похоже звучит.
— Цинци Хачулия не мой. Нет, не родственник. Даже не однофамилец. Но тоже грузин. В отличие от Цинци Хачулия, нелегал. Эмигрант. Грин-карты не имеет. Виза просрочена три года как…
— Грузин? Ты же сказала — выходец из России.
— Кто их там, в России, разберет! Все одинаковы!
— Ну-ну. И чем занимается наш подозреваемый.
— Молчит. Мычит. Сверкает глазами. Рисует. Непрерывно рисует. Сплошь химеры. Сплошь горгульи. У него изымают бумагу — он начинает на стенах. Одна и та же горгулья — с вариациями.