— Это все? Протокол? Нет кипящей лавы и смертельных ловушек? В чем же подвох? — усомнился я.
— Раньше были, — парировала Джил. — Но это не останавливало воров. Наоборот, они-то и указывали им путь к чаше. Ведь те, кто пробирался в зал Присутствия, уходили ни с чем.
— А ты, Джил, как ты узнала? — спросил я.
— Не беспокойся. Случайно. Галхед до смешного неуверенный в себе человек. Даже когда он клянется себе в верности и любви, то боится показаться неискренним, поэтому обязательно спрашивает меня, не заметила ли я чего-то фальшивого в его словах. И если я медлю с ответом, он страшно злиться и переживает. Может, это, а может, что-то еще. Может, графин вина с ядом белладонны вызвал в тот день в нем жесточайший приступ слабоволия. В общем, он жмурился, кривил губы, что-то бормотал, схватил мои руки, и мы спустились в подвал. Я все видела своими глазами. Сам он, боюсь, этого даже не помнит. Во всяком случае, никогда об этом не говорил и не вспоминал. Я видела Грааль! — Джил интригующе помолчала: — Это было двести восемьдесят лет назад, — произнесла она, оценивая взглядом мою реакцию. — Все, что ты слышал о чаше, правда.
Я понимающе закивал, преданным взглядом выпрашивая дальнейших откровений, но, видимо, этого была недостаточно, и Джил с разочарованием в голосе продолжила:
— Каждые сорок лет дядя торжественно передает свой пост вымышленному наследнику, тогда же к его имени прибавляется следующий порядковый номер. Ныне хранитель Реликвария — Галхед Седьмой.
— А предыдущий, шестой? Куда он делся? Не мог же он раствориться?
— В Мендаксе мог. Здесь все может быть, особенно то, чего быть не может. Ты живешь здесь больше ста дней, должен был это понять.
— Но ты ни разу не выпустила меня из стен соей прекрасной светлицы. — Возразил я.
— Разумеется, — усмехнулась Джил. — Все просто. Известно, что члены царствующей династии Биркезиона с рождения до тридцати лет воспитываются в аскезе и уединении, что соответствует жреческому призванию семьи. Будущий жрец и наследник живет глубине заповедных лабиринтов нашего фамильного замка, там же доживает свой век каждый семидесятилетний уходящий хранитель. Церемонии смены поколений, рождения и прощания тщательно продуманы, режиссированы и никого по-настоящему не интересуют, ибо скучны и приелись даже туристам. Семейные хроники скрыты от праздных глаз, не освещаются прессой, потому ничего нельзя увидеть, проверить, тем более усомниться. Биркезионы не просто жрецы, они вечные и несменяемые правители Мендакса, а Галхед узурпировал власть моего отца и семь раз передавал ее сам себе. В конце концов, сюда люди прилетают за Граалем и мелкие сувениры и сплетни их не интересуют. Так вот, за последние двести восемьдесят лет было совершено двести семьдесят девять попыток украсть святыню. Поверь, здесь видели все: от банального взлома до пошлых вымогательств, но Грааль пребывает на месте. Можешь убедиться. Теперь ты знаешь, почему он никогда не был украден.
— Зачем, Джил? Разве народ Мендакса заслуживает твоей измены?
— Ты тупой! — заявила Джил — Я же объяснила, как все устроено. Ты не сможешь украсть то, чего нет. Образ голографический! Он останется стоять на своем месте. Никто не заметит пропажи того, о чем никто не знает. Это же ясно?
— А дядя?
— Дался тебе мой дядя! Делай, что говорю!
— Я не понимаю, Джил. Ты пугаешь меня!
— О Боги! — с досадой, что это случилось, воскликнула она. — Известно всем, кроме тебя, что в анналах фамильного кодекса сказано: жрец, не сумевший сберечь свою святыню, лишает служения свой род и должен уступить права наследования. Потому, если Грааль будет действительно украден, пост унаследует не наследник, а наследница! Понимаешь, о чем я? Галхед Седьмой станет последним правителем и жрецом чаши! — будто пытаясь меня убедить, воскликнула Джил. — Я помогаю тебе, а ты сделаешь меня правительницей Мендакса! — Она опять презрительно посмотрела на меня, словно окончательно убедившись в моем слабоумии. — И, поверь, у меня было достаточно времени, чтобы создать идеальный план. Думай быстрее, или я найду другого, менее тупого рыцаря.