Буржуазная пропаганда заимствовала у реформистов и троцкистов также еще одну лживую выдумку, которая гуляла по страницам реакционных изданий все годы нэпа. А именно о том, что социалистическая революция в России развивается по тому же образцу, что и французская буржуазная революция. Вслед за эпохой якобинского Конвента, разъясняла «Трибюн де Женев», Россия переживает теперь время Директории и уже начинается оргия «новой буржуазии»[146]. В качестве доказательства, понятно, фигурируют те же «гримасы нэпа», но под эту схему подгоняется любой факт экономической и политической жизни. Допустим, Советская власть решительно проводит отделение церкви от государства, в стране развертывается антирелигиозная пропаганда, разрабатываются основы нового законодательства о браке и семье. Сообщая об этих фактах, буржуазная печать добавляет дежурную присказку: «Пример французской революции показывает, чем все это заканчивается»[147]. Или буржуазный корреспондент нашел какого‑то «коммуниста Б.» (приводится первая буква фамилии), который «влюблен» в Наполеона. Это ли не сползание к диктатуре сабли?[148] Говоря о тогдашней антисоветской кампании во французской буржуазной печати, коммунистическая газета «Юманите» саркастически замечала: «Даже в клевете нужно быть серьезными. Это основа искусства тартюфов» [149].
В 1923 году, несмотря на империалистические наскоки вроде «ультиматума Керзона», казалось, угроза непосредственного возобновления интервенции против Советского Союза отодвинулась. Но наиболее реакционная часть буржуазной прессы никак не желала расстаться с надеждой на скорое возобновление вооруженной борьбы против Советов. А предлогом для этого должны были послужить контрреволюционные восстания и диверсии, направляемые из‑за границы. Еще с 1921 года капиталистическая печать стала усердно рекламировать банды «зеленых». Твердолобая «Морнинг пост», например, выражала надежду, что они утратят «свой хаотический характер и вырастут в серьезную революционную силу, в которой могли бы принять участие и классы, не поддающиеся влиянию простого бандитизма»[150]. Но пока и «простой бандитизм» хорош, даже просто необходим на антисоветской пропагандистской кухне. Шансы «зеленых» в этом отношении все время взволнованно обсуждаются самыми респектабельными газетами, вроде «Тан»[151]. В тесной связи с такими надеждами присутствует тема о «крахе коммунистической пропаганды среди крестьянства» [152].
Это вполне совпадало с антисоветской агитацией внутри Советского Союза. Она была призвана посеять семена неверия и пораженчества среди рабочих и вместе с тем приободрить вражеские элементы, имевшие еще тогда достаточно широкую социальную опору у представителей ликвидированных революцией эксплуататорских классов, кулачества и нэпманов. Свержение Советской власти мыслилось ими, конечно, с помощью новой иностранной интервенции, но обязательно поддержанной активным выступлением внутренней контрреволюции, без которого внешнее вторжение имело мало шансов на успех. Только учитывая эти интервенционистские планы империализма, становится понятным то. исключительное внимание, которое уделялось западной пропагандой белогвардейскому подполью в России, всяческое его возвеличивание и попросту раздувание его значения. В условиях быстрого укрепления советского строя для интервенционистского лагеря были крайне важны любые факты, свидетельствующие о продолжении внутренними антисоветскими силами активной кампании террора и всяких других форм борьбы против власти пролетариата. Между тем особенно похвастаться здесь антисоветским элементам было нечем.