— Не возражаете, если я вас подвезу? — притормозил детектив возле нее.
Она оглянулась. И, увидев Филонова, усмехнулась:
— Не возражаю.
— Садитесь! — Филонов открыл дверцу.
— Тут какая-то газета на сиденье, — заметила она.
— Я сейчас уберу!
И Филонов предупредительно убрал с сиденья номер газеты «Светская жизнь», освобождая даме место.
Когда рядом с Дамианом наконец разместилось все это благоухание парфюма, ниспадание складок легкой норковой накидки, великолепие длинных ног и блистание округлых коленей бывшей «мисс», сыщик повернулся к своей пассажирке и, держа в руке свернутую в трубку газету, произнес:
— Это старая газета. Тем не менее не стоит ее выбрасывать. Знаете почему?
— Почему?
— В ней очень любопытная информация.
— Вот как?
— В этой газете за прошлый год про ныне усопшего магната Бориса Сковородина написано, что он время от времени появлялся в компании с очень красивой молодой женщиной.
— Правда?
— Брюнеткой!
— Эка невидаль…
— И знаете, кем она оказалась?
— Очередная приемная дочь? — усмехнулась спутница Дамиана.
— Оказалось, что это вы, Катя, — негромко произнес детектив.
— Да ну?
— И в самом деле — газетка права: очень красивая брюнетка!
— А в чем дело? Вас удивляет, что мы были знакомы с Борисом Палычем?
— Теперь уже нет. Не удивляет!
— Что значит «теперь»?
— Знакомство с бухгалтерией Сковородина со всей очевидностью подтвердило, что у вас с ним были общие дела.
— Да уж какие там дела! Так, фонд благотворительный.
— Вот именно!
— И что с того? — Она достала из сумки пудреницу, открыла.
— А интересную вы все-таки подсказали мужу идею насчет «Кукол», — оставив этот вопрос без внимания, заметил Дамиан. — Верно, Катя?
— Вас и это удивляет?
— Нет, правда, любопытно. Не дама, а просто генератор идей. Дарите идеи, проекты… Внушаете, вдохновляете… Осуществляете… Чужими руками!
Спутница Дамиана удивленно подняла брови:
— Вы куда-то клоните?
— А как вам вообще идея «наказания порока»?
— Не поняла?
— Алчность, похоть, ложь, обжорство… И люди-символы, которые должны быть наказаны!
— То есть?
— Персонажи телеэкрана, воплотившие в своем образе эти пороки, должны быть наказаны, верно? Блуд — развязная певица Даша. Ложь — вечно предсказывающая неверную погоду синоптик Топоркова. Пес Кэрри — обжорство…
— Зачем вы мне все это говорите?
— А вот алчность — это Сковородни. Собирательный образ, очень колоритный. Тот самый один, который должен ответить за всех.
— Я уже слышала эту сплетню. Будто бы несчастная Рая Таирова под конец жизни помешалась на странных «идеях».
— Видите ли, Катя… Теперь, когда вся тайная и явная жизнь Раисы Таировой исследована вдоль и поперек, выяснилась интересная подробность.
— Какая?
— Выяснилось, что ритуальные убийства, мотивом которых было якобы наказание порока и восстановление попранной справедливости, были как-то весьма скромно обставлены.
— То есть?
— Ну, совсем не ритуально обставлены. Получается этакое незатейливое мокрушничество: завезли жертву в укромное местечко, кокнули, закопали. Никакой фантазии! Более того, и убивали-то жертву, кажется, еще по дороге к котловану. Понимаете?
— Не очень.
— Сами подумайте: никаких признаков представления, ритуала! Выходит, «убийства ради идеи» происходили на редкость прозаично, без затей.
— И что?
— Не правда ли, некоторое несоответствие? Такая пышная «идея» — наказание порока, и такое скромное исполнение…
— Вас это смущает, Дамиан?
— Да, смущает. И знаете почему?
— Почему?
— Потому, что эти преступления никогда и не были плодом безумных фантазий Таировой.
— Нет?
— Нет. И никакой идеи за этими преступлениями нет.
— Да неужели?
— Тому, кто платил за убийства, плевать на пороки наших звезд с высокой колокольни. И на все смертные грехи тоже!
— Вы уверены?
— Представьте, уверен.
— Так вы считаете, что Таирова не виновна в этих безумных преступлениях?
— Нет.
— Но тогда что же это было?
— Были преступления, лишь замаскированные «под безумие».