С грустью провожаю глазами физрука, прикидывая, что маме это очень не понравится. Хотя, с другой стороны, это она и виновата. Нечего мне на уроках писать.
К концу дня настроение мое было на нуле. Признаться, мне было даже немного стыдно, что я не испытывала ни капельки радости от того, что родители вернулись. Наверное, не напиши мама, что они что-то устроили с моим поступлением туда, куда они хотят, я бы хоть немного обрадовалась. А так… Контроль, проявившийся еще до личной встречи с ними, наезд Пашки, неодобрение Фани, слова Леши, прочно застрявшие в моей голове, и Дмитрий Николаевич, которого я так старательно сегодня избегала…
Господи, как же я от всего устала!
Как же я хочу, чтобы Леша ошибался…
На сердце снова навалилась тоска. Я, лениво переставляя ноги, шагала к актовому залу, где проходило собрание и, присев прямо на пол, облокотилась о холодный бетон стены.
После уроков я так к нему и не зашла. А выйдя из его машины с утра, я вела себя довольно грубо. Не хотелось бы все так и оставлять. Он там, за стенкой. И мои родители даже не подозревают, как много химик значит для их дочери. И как далеко их дочь зашла в своих чувствах к своему учителю. Как бы я хотела сейчас просто побыть с ним вдвоем…
Когда собрание закончилось, в актовом зале поднялся характерный гул голосов. Двери распахнулись, и родители одиннадцатых классов стали лениво выходить, что-то на ходу обсуждая друг с другом.
Поднявшись на ноги, я заглянула в зал. Преподаватели все еще сидели за длинным столом и отвечали на многочисленные вопросы всем желающим. В их числе была и моя мама. Совсем не изменившаяся, как будто никуда и не уезжала, она, как всегда одетая в строгий брючный костюм, с недовольным видом разговаривала с Лидией Владимировной. И прямо на моих глазах классная передала ей в руки мой телефон. Плохо. Очень плохо. Судя по выражению маминого лица, скандала не избежать.
Чтобы немного отвлечься, я нашла глазами в толпе Дмитрия Николаевича, и мое сердце застучало чуть быстрее. Он разговаривал о чем-то с завучем, снимая свои очки и убирая их в нагрудный карман рубашки. Казалось, Лазарко о чем-то его просит, но он, нахмурив брови, упорно качает головой из стороны в сторону.
Когда зал почти опустел, учителя, вместе с оставшимися родителями, тоже потянулись к выходу. Я приветственно кивала преподавателям и некоторым из родителей, кого знала. Дмитрий Николаевич, почти не обратив на меня внимания, только скользнул по мне взглядом, а я, задержав дыхание, кивнула и ему, хоть и не получила никакого ответа. До моего слуха долетели озабоченные слова завуча: «Ну, может, удастся как-то поменяться дежурствами»? Похоже, Лебедева пытаются к чему-то припахать.
— Марина! — окликнул меня голос мамы. Я повернулась. В очень скверном расположении духа, она шагала рядом с Лидочкой. К слову, классная тоже довольной не выглядела. Мама держала в руке мой телефон с таким видом, что сейчас запульнет в меня им. Но, она, сжав зубы, подошла ко мне вплотную, и, схватив под локоть, повела в сторону выхода. — Знаешь, как мне было стыдно, когда при всех мою дочь назвали среди виноватых в школьной драке?! — прошипела мама.
Я только тяжело вздохнула, приготовившись к тому негативу, который сейчас польется из уст моей матери прямо на мою многострадальную голову!
— Хорошо еще, что краснеть за твои переписки на уроках мне пришлось только перед Лидией Владимировной! — продолжала мама. Ох, мамочка, я скучала… — Мне стыдно за тебя! — она чуть повысила голос и некоторые учителя, шедшие впереди, обернулись. Среди толпы сверкнули ледяные глаза химика. — Конечно, мне не следовало писать тебе во время урока, здесь есть и моя вина.
Я быстро глянула на маму, скрывая свое крошечное торжество от неожиданного справедливого признания мамы, но ее взгляд снова посуровел. Глядя на нее, подтянутую, с таким же пучком на голове, как и у меня, я невольно потянула руку к воротнику своей блузки и снова расстегнула три пуговицы. Господи, да я же ее копия…
— Но твой телефон просто разрывался даже на собрании! Я очень тобой недовольна, Марина! — последняя фраза так часто произносилась раньше мамой, что я поймала себя на мысли, что знаю наизусть даже интонацию. А собственное имя, в конце этой фразы, как и раньше, прозвучало словно ругательство. И все бы ничего, но она стала открывать мои сообщения. Из легких тут же словно выбило весь воздух. — Исаева, Хвостова… Ладно, они писали тебе уже после уроков. И Уткина какая-то… Кто это? У вас в классе такой нет.
— На олимпиаде по химии познакомились и подружились, — попыталась оправдаться я, стараясь не выдавать своего волнения. Если я напрямую попрошу сейчас у нее телефон, это будет выглядеть очень подозрительно. На самом деле, конечно же, ни с кем я не знакомилась на олимпиаде. Просто, чтобы снять всякие подозрения, я просто переименовала Лебедева в некую Уткину, не сумев придумать ничего оригинальнее и посчитав, что если он узнает, то, пожалуй, оценит иронию. Но, к моему ужасу, мама телефон мне не отдавала и просто раскрыла переписку, желая узнать, о чем же разговаривают девочки-олимпиадницы, со словами:
— Хорошая девочка? Вы подружились? — конечно же, она заинтересована в том, чтобы ее дочь окружали люди с исключительно зашкаливающим уровнем IQ. Думаю, что этот уровень у истинного обладателя номера не ниже маминых ожиданий… — Что…
Она резко остановилась. Мимо нас проходили родители, учителя, директор… Впереди, около кабинета завуча был слышен голос Дмитрия Николаевича… А мама просто стояла и тихо вслух читала каждое сообщение из переписки. Сердце мое колотилось с такой скоростью, что голова начала кружиться. Надо было все удалить… Какая же я ду-ра!
Это конец.
— «В твоих объятиях спалось гораздо лучше»… — мама оторвала взгляд от экрана телефона и перевела его на меня. Думаю, я стояла бледная, как никогда. — Ты меня за дуру держишь?! Уткина?! Девочка с олимпиады?! Сейчас мы позвоним этой Уткиной! Это Наумов, да?! Ты с ним ночи проводила?!
И в тот момент, когда мама нажала на вызов этого контакта, мое сердце будто остановилось. Я потянулась к маминому локтю, умоляюще сжав его в своей ладони с такой силой! Но мама только брезгливо сбросила мою руку.
Мамочка, пожалуйста, не надо…
И на весь школьный коридор заиграла мелодия «Stayin’ Alive», доносящаяся от кабинета завуча. Мама повернула туда голову, глядя, на химика, стоящего к нам спиной и достающего из кармана брюк телефон. Он какое-то время смотрел на экран, а я чувствовала, как летит к чертям собачим вся моя жизнь. Мама вытянулась в лице, но сбрасывать вызов не спешила, и краем уха я услышала голос химика, раздавшийся на другом конце трубки и коридора:
— Я сейчас занят, ты зайдешь ко мне через десять минут?
Услышав эти слова, мама, удостоверившись в самой грязной лжи своей дочери, которую она себе даже и представить-то не могла, сбросила вызов и, не показывая своим видом никаких эмоций, кроме презрения, вернула мне телефон.
— Сейчас же домой, — сквозь зубы проговорила она и, не глядя на меня, пошла вперед по коридору, задержав на доли секунд свой взгляд на Лебедеве, проходя мимо него. А я, на ватных ногах пошла следом и, чувствуя, как по щекам стекают слезы, стыдливо вытерла их ладонью с лица, встретившись глазами с химиком.
Думаю, он понял, что я не зайду к нему через десять минут. И, возможно, вообще больше никогда…
========== Глава 22. О самообладании матери и дочери. ==========
Доверие. Что такое доверие? Это способность полностью, безоговорочно положиться на кого-то, зная, что он не подведет тебя и ни за какие коврижки не предаст твои интересы в угоду своим. А еще это то, что мама только что потеряла по отношению ко мне.
Страшно ли мне? Да. Больно ли мне? Отчасти. Стыдно ли мне? Ругайте. Не стыдно ни капельки. Появись у меня шанс прожить жизнь заново, то я не поменяла бы ровным счетом ничего.
Если бы не напряженность того молчания, в котором мы ехали с мамой домой, я бы даже на какое-то время смогла забыть, что дома меня скорее всего ждет нечто ужасное от родителей. Мама, как и всегда, вела машину, не сводя глаз с дороги, поджав губы и постоянно вздыхая. Обычно она то и дело придирчиво оглядывала меня, на секунду переводя глаза, а сейчас создавалось такое ощущение, что ей просто противно даже взглянуть на собственную дочь. Что ж, ее тоже можно понять, наверное.