— Галогены. Общая характеристика.
О, галогены, родненькие. Точно смогу провести семинар! Я ведь дофига умная!
— Живее, Дмитриева.
Да чтоб тебя!
Почувствовав раздражение, размашисто завершила последнее слово заданной темы и, выразительно взглянув на Дмитрия Николаевича, замерла с мелком в руке, стоя у доски.
— Записывайте под диктовку, — спокойно сказал химик, а я, тяжело вздохнув, повернулась к доске и, подняв руку, поставила мелок на доску, а потом, поняв, что данных он еще не давал, вопросительно посмотрела на преподавателя. От меня не укрылись те лукавые огоньки, с которыми он на меня взглянул, но затем, вовремя взяв себя в руки, он прокашлялся и, вернув себе строгий, всененавидящий вид, начал диктовать общую характеристику.
— После того, как мы разберем эту тему, мы устроим коллоквиум. И так по каждой теме, пройденной на семинаре. Но для начала, давайте поговорим об особенностях химии галогенов. Есть желающие?
— Есть, — на автомате выдаю я.
— Кроме Дмитриевой?
Лес рук, как сказала бы Марина Викторовна. Все испуганно смотрели на преподавателя исподлобья, боясь пошевелиться, дабы не обратить внимание Дмитрия Николаевича на себя. Лебедев оглядел класс, тяжело вздохнул, и, закатив глаза, прошел к своему столу, чтобы взять списки присутствующих на семинаре.
— Белозеров, — вызвал он одиннадцатиклассника из параллели. — Пожалуйста, особенности химии галогенов.
Темноволосый худощавый парень неуклюже поднялся со стула, с таким видом, будто он только что наспех проклял злодейку-судьбу за свое невезение, а заодно и всю вселенную. Он умоляюще, с отчаянием посмотрел на меня, и я, чтобы хоть как-то помочь бедолаге, начала медленно, почти не касаясь мелом доски, выводить определение галогенов. Не знаю, чем мне грозит разоблачение в подсказке, но Белозерова стало ужасно жалко!
Дальше всеобщая демонстрация терпения: химик терпеливо ждет, когда Белозеров соберется с мыслями, Белозеров терпеливо ждет, когда я допишу первые слова, а я, вместе с остальными учениками, терпеливо жду, когда публичное унижение Белозерова, наконец, закончится. Но…
— Дмитриева, вы меня за идиота держите? — не поворачиваясь, злобно спросил Дмитрий Николаевич.
Я растерянно замерла, чувствуя, как сердце начало биться чуть быстрей, а потом, увидев свое отражение в стеклянной дверце шкафа, стоящего в конце класса, стала медленно-медленно стирать слова с доски рукавом блузки.
Надеюсь, Белозеров успел разобрать хоть что-то. Хотя, судя по тому, как он обреченно на меня посмотрел — вряд ли.
— Николай, особенности химии галогенов, будьте добры, — повторил Дмитрий Николаевич, и Белозеров, глубоко вздохнув, наконец, раскрыл рот.
— Ну… Эти вещества, металлы…
Э-м-м… Не верно. Я бы даже сказала «мимо», как любил в таких ситуациях отвечать химик. Но на данный момент он только склонил голову чуть набок, слушая ответ ученика. И, похоже, он был крайне разочарован, хотя, если подумать, конкретно эту тему мы не разбирали. Да, можно было немного подготовиться, но… Чуть-чуть не справедливо получается. Только вот само понятие «справедливость» с Дмитрием Николаевичем не вязалось. И он по-своему был прав, беспощадно заваливая нас сложными вопросами: в той стезе, которую мы выбрали, надо быть готовым ко всему, быть абсолютно уверенными в своих знаниях, пока нет опыта, и, конечно же, быть всегда на шаг впереди самого себя.
— Не подавитесь собственным невежеством, Белозеров.
Ну, если подумать, это не самое обидное, что он говорил своим ученикам.
— Я прекрасно знаю, Белозеров, что мы не разбирали еще этой темы на уроке. Но, тем не менее, я рекомендовал ознакомиться с тем материалом, что давал вам за две недели до семинара, не так ли?
— Я забыл, Дмитрий Николаевич, — пробурчал Коля, стыдливо опустив голову.
— Это печально. В нашей сфере забывчивость, невнимательность может сыграть с вами злую шутку, — начал объяснять химик. — Вот, представьте, что вы, например, устроились главным технологом на химическом заводе. Важно ли помнить, из каких металлов будут заглушки на емкостях с веществами, с которыми вы работаете?
— Не знаю, — признался Белозеров.
— Другие варианты? — Дмитрий Николаевич посмотрел на учеников. Те неуверенно закивали. — Ну же, увереннее!
— Да, важно, — редкий хор голосов огласил класс.
— Конечно, важно! И вы должны быть уверены, какую емкость какой заглушкой следует закрывать. Кто скажет, почему?
Снова молчание. На минуту мне показалось, что Дмитрий Николаевич немного пожалел, что ТАК запугал своих учеников. Он еще раз повторил свое «почему» и нетерпеливо добавил: — Ну?
— Бахнет, — коротко и уверенно ответила я. Дмитрий Николаевич, словно вспомнив о моем существовании, повернулся и одобрительно кивнул.
— Совершенно верно, Дмитриева, — кажется, он чуть улыбнулся. — Выражаясь вашим языком — бахнет! Ясно, Белозеров?
— Ясно, — буркнул Колян.
— Садитесь, — отрезал химик. — Есть еще желающие? Химические особенности галогенов. Прошу, господа будущие коллеги! — Лебедев чуть улыбнулся, но улыбка эта больше была похожа на оскал. Он ведь раздавал нам материал к семинару. И там, кстати, было все о галогенах. Но, похоже, что подготовился мало кто. А те, кто прочел, наверное, побаивались отвечать.
Я многозначительно прокашлялась за его спиной, пытаясь привлечь к себе внимание преподавателя. Но он даже не повернулся, а только облокотился о свой стол спиной.
— Дмитриева, если я захочу вас спросить, поверьте, я это сделаю.
О, да я и не сомневаюсь. Но все-таки не удержалась и поджала губы от досады. Дмитрий Николаевич, да что вы так привязались-то к этим дурацким химическим свойствам?
— Наумов.
«На расстрел» — пронеслось в моей голове голосом Иосифа Виссарионовича.
— Тот же вопрос, — химик чуть выпрямился, приготовившись внимать очередному ответу, а Паша совершенно спокойно встал и, бросив быстрый взгляд на меня, начал перечислять химические свойства этих несчастных галогенов.
Выслушав ответ, Дмитрий Николаевич повернул ко мне голову, словно желая уличить в очередной подсказке, но я стояла, опустив руки, переводя взгляд с Паши на химика и обратно. Я и не думала подсказывать. Я бы, в общем-то, и не успела бы.
— Молодец, Наумов, — спокойно проговорил химик и ученики в классе, будто по команде выдохнули. — Продолжим. Итак, записывайте, Дмитриева.
Стараясь сдержаться, чтобы не изобразить на лице мерзкую ухмылку, я повернулась спиной и замерла с поднятой рукой, зажав в ней мелок.
Семинар длился ровно три часа. Нам был предоставлен пятнадцатиминутный перерыв, и то, как мне показалось, только потому, что Дмитрию Николаевичу приспичило покурить. И в этот перерыв сразу стало ясно, кто не был готов: ребята полезли в рюкзаки за материалами, что раздавал химик, чтобы наспех хотя бы пробежаться глазами по ним. Остальные либо, устало откинувшись на стуле, пытались хоть как-то прийти в себя после такого мозгового штурма, либо поспешили в «курилку», за гаражи, чтобы успокоить свои нервы другим способом.
А вот по окончанию семинара я, стараясь слиться с толпой, покинула кабинет и, спустившись, начала неторопливо одеваться, надеясь «случайно» встретиться с Лебедевым на выходе. Вдруг удастся урвать хоть немного его внимания?
Но, к своему удивлению, на выходе меня ждала моя дорогая мамочка. Будь проклят тот, кто делает семинары по субботам! Она мило улыбалась проходящим мимо одиннадцатиклассникам, а увидев меня, она просто засияла. Сложно сказать, фальшивая это была радость или настоящая, я уже вообще не знаю, чего можно ожидать от людей, а в особенности от моей мамочки, поэтому надо было быть готовой ко всему.
— Марина! — мама приподняла брови, потому что я остановилась, как вкопанная. Меня теперь после химии будут под стражей домой вести? — Идем, сегодня большие планы на вечер! — затем она перевела взгляд мне за спину и, поджав губы, сухо поздоровалась. — Добрый вечер, Дмитрий Николаевич.