Тристен… с Беккой.
Она же говорила, что встречалась с ним летом, она знала, какие девушки «в его вкусе», и ей просто не терпелось рассказать мне что-то о нем.
Я рассматривала собственное отражение, представляя подружку рядом, — и сильно завидовала ей. Ее густым волосам, сверкающим белым зубам, пухлым губам, которые всегда были ярко-красными и блестели. Вполне вероятно, что Тристен целовал Бекку в губы или хотя бы желал этого — не случайно, как произошло между нами на кладбище, а всерьез. Потому что он хотел ее.
Я же по сравнению с ней выглядела серой молью. Мои каштановые волосы казались после дождя совсем безжизненными. Глаза — две грязно-зеленоватые лужицы. Губы бледные. К тому же я слишком худая. Почти такая же костлявая, как и мама. А зачем я купила эту уродливую блузку с белым воротничком? Она такая же безвкусная, как и ее хозяйка.
Я была совершенно уверена, что Тристену снилась Бекка. Да, это были страшные сны. Но в тот вечер я завидовала подружке даже из-за того, что она являлась ему в кошмарах. А я разве когда-нибудь кому-нибудь приснюсь, хоть в приятном сне, хоть в кошмаре?
Я услышала, как с черного входа вошла мама, она вернулась из больницы, я резко выключила свет, и мое отражение исчезло. Мне в это время положено уже быть в постели. Я сняла свою дурацкую блузку, натянула бесформенную майку и спортивные штаны, засунула ящик под кровать и забралась под одеяло, натянув его до подбородка.
Почему некоторые люди буквально светятся, как Бекка? Как им это удается?
Я свернулась калачиком, притворившись, что сплю, и стала ждать, когда мама пойдет наверх.
Но она не шла. Минут через пятнадцать полной тишины мне стало любопытно, что там с ней случилось. Я даже не слышала, чтобы она наливала себе чай или включила телевизор. Я вылезла из-под одеяла, подошла к лестнице и прислушалась. Я начинала волноваться все больше.
— Мам? — крикнула я.
Ответа не последовало, я медленно спустилась по лестнице и вошла в гостиную.
Мама сидела на полу, скрючившись, закрыв лицо руками, плечи сотрясала крупная дрожь — и я все поняла. Не зря я боялась за нее — было видно, что она на самом краю пропасти…
И теперь она в нее провалилась.
Глава 23 Тристен
Я сидел один в гостиной в съемном доме, в котором мы жили вдвоем с отцом — когда он удосуживался показаться, — жевал холодную пиццу и слушал, как дождь стучит по крыше, думая, не промокла ли под ним Джилл.
Следовало бы догнать ее и подвезти, но я так расстроился, когда она убежала. Я разозлился — из-за того, что она побоялась нарушить какие-то дурацкие правила. И из-за того, что она боялась меня.
Я пытался убедить ее, что не сделаю ей ничего плохого. Ни одно чудовище не станет обижать человека столь мягкого и скромного, как Джилл Джекел. Наоборот, даже мне она внушала глубокое желание защищать ее. Иногда я едва сдерживался, чтобы не протянуть к ней руку, утешить и подбодрить ее.
Бросив безвкусный кусок пиццы обратно в коробку, я посмотрел на край стола, где мигал красный огонек беспроводного телефона.
Надо ей позвонить. Уговорить ее хотя бы просто одолжить мне эти документы…
Я потянулся к телефону и подпрыгнул — кто-то меня опередил, и тишину разрезал пронзительный звонок.
— Алло? — недовольно сказал я, думая, что это звонит отец, чтобы сказать мне, что он, как обычно, задерживается и чтобы я его не ждал. Но услышал я не его баритон. Это было мягкое, полное страха и в то же время решительности сопрано Джилл. Она спросила:
— Тристен, ты не мог бы заехать ко мне? Пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Срочно.
И хотя не так давно Джилл бросила меня, я повесил трубку и побежал к машине, даже не спросив, что стряслось.
В первую очередь я хотел, попав к ней домой, забрать ящик с записями. Это было основной причиной, почему я сразу же понесся к ней. Но если бы я был честен сам с собой, я бы признал, что меня влекло туда-то и кое-что еще. Точнее, кое-кто еще.
Глава 24 Тристен
— Тристен, спасибо, что приехал. — Дверь передо мной распахнулась, как только я постучал — может, Джилл высматривала меня в окно. По ее глазам и по тому, как она облизывала почти белые губы, я понял, что она сильно встревожена. — Я понимаю, что после того, как я тебя бросила, ты, наверное, думаешь, что ты мне ничего не должен, — добавила она, — но мне больше некому позвонить.