— Да, — признался мистер Мессершмидт. Он сломался прямо у нас на глазах. — Твой отец… он действительно так и не назвал мне последний ингредиент… — Он закрыл лицо руками и расплакался, — Я знал, что у вас с Тристеном хватит ума восстановить формулу. И я настаивал… — Он посмотрел на меня: — Спаси меня господи, но мне так хотелось еще…
— Но я не понимаю, — сказал Тристен, поворачиваясь к чудовищу, — когда Мессершмидт начал работать на тебя?
Чудовище снова осклабилось:
— Когда ты убил себя, Тристен, я пошел к нему, надеясь, что он додумается, как сделать напиток, и я тебя излечу. Но этот дебил даже не знал, что вы уже работаете над этим, уж не говоря про то, что вы разгадали загадку. А я это понял. И я заставил его надавить на вас, чтобы вы изготовили еще раствора. Тогда ваш учитель сделался моей пешкой. — Зверь издал короткий смешок. — А я тем временем наслаждался жизнью, преспокойно жил в отеле и ухаживал за миссис Джекел…
У меня снова скрутило живот. Я как-то догадывалась, что с ней творилось что-то странное — все эти нарядные платья, выходы в свет, но я предпочитала не обращать внимание на очевидное, поскольку уже устала о ней заботиться. Я посмотрела на трясущуюся на диване маму, ковер разгорался сильнее, пламя разрасталось. Мама … Мы все умрем…
— А пока я развлекался, — продолжало чудовище, — это позорище следило за вами и докладывало все мне, так что я знал, когда вновь встретиться с Тристеном.
Я снова повернулась к мистеру Мессершмидту:
— Это вы в ту ночь сказали ему, что мы остались в лаборатории. Вы нас подставили! Вы дважды сдали нас доктору Хайду!
Он ничего не ответил, а Тристен снова сжал мою руку — либо поддерживая меня, либо сдерживая.
— Вот, — сказал Мессершмидт, не глядя мне в глаза; он направился мимо меня и Тристена, держась от нас на приличном расстоянии, к чудовищу, чтобы передать ему раствор. В гостиной стало теплее, появился едкий запах дыма. Учитель протянул ему дрожащую руку с пузырьком. — Отдайте его Тристену и отпустите меня.
НЕТ.
Тристен не выпьет раствор. А я не дам убийце отца уйти.
Я прыгнула вперед, вырвав руку из руки Тристена, и выхватила пузырек, прежде чем им успел завладеть зверь, открыла крышку и вылила все до последней капли себе в рот, не обращая внимания на крик Тристена:
— Остановись, Джилл! Не делай этого!
Но было уже слишком поздно.
Я повернулась к мистеру Мессершмидту и увидела в его глазах неприкрытый страх.
Глава 94 Джилл
Я проглотила последние несколько капель… но ничего не случилось. Может, и раньше ничего не происходило. Может, высвобождаемым зверем… была я сама. Или, возможно, я так разозлилась, что хуже стать уже не могла. Я и так в ту ночь была страшнее некуда.
— Я вас ненавижу! — заорала я на Мессершмидта.
— Джилл… — Я услышала, как Тристен обратился ко мне по имени, но голос его донесся как будто издалека.
— Я вас убью, — предупредила я учителя, который уже начал пятиться от меня. Я повернулась к зверю, стоявшему неподалеку от Тристена. А за спиной у них уже неслабо полыхал огонь. — А потом я и тебя убью, гребаное чудовище!
Тристен, похоже, был настолько ошарашен, что не мог сдвинуться с места. Либо же он хотел, чтобы я отомстила. Как бы там ни было, когда я наклонилась и стукнула об пол пузырьком так, что в руке у меня осталось зазубренное стекло, он и не пошевелился. Я замахнулась и дала Мессершмидту по роже — мне хотелось его для начала изуродовать.
Учитель поднял руку, но я оказалась проворнее и порезала ему лицо прямо под глазом. Он взвыл от боли, из раны хлынула кровь, я снова замахнулась, чтобы перерезать ему горло.
— Джилл, нет! — Тристен схватил меня за руку и повернулся к учителю. — Не уподобляйся ему. Остановись — ради меня!
Я дышала тяжело и прерывисто, пристально глядя на него. Я жаждала полного возмездия. Но мне важнее было вернуть любовь Тристена. Я не хотела больше видеть в его глазах такой страх и ужас. И я бросила осколок.
— Джилл… — Тристен внимательно смотрел мне в глаза, и я понимала, что в них он все еще видит меня. — Не убивай его.
Мистер Мессершмидт сидел на полу, съежившись, и скулил, а пламя у нас за спиной разгоралось все больше, оно уже перекинулось на шторы. Мама изо всех сил старалась высвободиться и кричала: — Джилл! Беги на улицу!
Но для меня все как будто бы замерло, весь мир вращался вокруг нас с Тристеном.